предсказать будущее. Это лишь часть того, что они делают. Помимо этого, оракулы могут быть призваны как охранители, а в некоторых случаях к ним прибегают как к целителям. Но главная функция их состоит в том, чтобы помогать людям практиковать Дхарму. Другой момент, который нужно помнить, — это то, что слово "оракул" само по себе вводит в заблуждение. Оно подразумевает, что существуют люди, которые обладают способностями предсказания. Это неверно. В тибетской традиции имеются просто определенные мужчины и женщины, которые действуют как посредники между миром природы и духовным миром, они называются "кутэн", что буквально означает "физическая основа". Должен также заметить, что хотя и принято говорить об оракулах как о людях, это делается только для удобства. Более точно они могут быть определены как "духи", которые связаны с определенным предметом (например, статуей), народом и местностью. Но однако не следует понимать, что под этим подразумевается вера в существование внешних независимых существ.
В прежние времена по всему Тибету было много сотен оракулов. Немногие сохранились, но самые значительные — те, которыми пользуется тибетское правительство — еще существуют. Главный из них называется оракулом Нэйчунга. Через него говорит Дорже Дракдэн, один из божеств — хранителей Далай Ламы.
Нэйчунг первоначально пришел в Тибет с преемником индийского святого мудреца Дхармапалы, поселившимся в Центральной Азии в местности, называемой Бата Хор. Во времена правления царя Трисонг Дрецена в восьмом веке нашей эры он был назначен покровителем монастыря Самье индийским тантрийским йогином и высшим духовным охранителем Тибета Падмасамбхавой. (Самье был фактически первым буддийским монастырем, построенным в Тибете, он основан другим индийским ученым, настоятелем Шантарак-шитой.) Впоследствии второй Далай Лама вошел в самый тесный контакт с Нэйчунгом — который к тому времени уже оказался близко связан с монастырем Дрейпунг — а после Дорже Дракдэн был назначен личным покровителем всех последующих Далай Лам.
К настоящему времени уже сотни лет продолжается традиция, по которой Далай Лама и правительство советуются с Нэйчунгом во время праздника Нового года. Кроме того, его можно вызвать и в другое время, если кто-либо имеет особые вопросы. Сам я встречаюсь с ним несколько раз в году. Это может звучать неестественно для западного читателя двадцатого века. Даже некоторые тибетцы, особенно те, которые считают себя "прогрессивными", имеют предубеждение против использования мною этого древнего метода получения информации. Но я делаю это по той простой причине, что ответы оракула всякий раз, когда я задавал ему вопрос, оказывались верными. Не хочу сказать, что полагаюсь исключительно на совет оракула. Вовсе нет. Я спрашиваю его мнение так же, как я спрашиваю мнение моего кабинета, и так же, как советуюсь с собственной совестью. Я считаю божеств своей "верхней палатой". Нижнюю палату составляет Кашаг. Как и всякий другой лидер, я консультируюсь с ними обеими перед тем, как принять решение по государственным вопросам. Иногда в дополнение к совету Нэйчунга я принимаю во внимание определенные предсказания.
В одном отношении ответственность Нэйчунга и ответственность Далай Ламы перед Тибетом равны между собой, хотя мы осуществляем свою деятельность разными путями. Моя задача, задача лидера, — мирная. Его задача как покровителя и защитника — грозная. Однако несмотря на то, что наши функции похожи, мои отношения с Нэйчунгом можно сравнить с отношениями капитана и лейтенанта: я никогда не кланяюсь перед ним. Это Нэйчунг должен кланяться Далай Ламе. Но мы в довольно близких отношениях, почти друзья. Когда я был маленьким, это было весьма приятно. Нэйчунг очень любил меня и всегда проявлял обо мне большую заботу. Например, если он замечал небрежность в моей одежде, то непременно подходил и приводил в порядок мою рубашку, поправлял верхнее одеяние и так далее.
Но несмотря на такого рода фамильярность, Нэйчунг всегда проявлял ко мне уважение. Даже когда его отношения с правительством ухудшались, как это произошло в последние несколько лет правления регента, он неизменно отзывался обо мне восторженно, когда бы его ни спросили что-либо обо мне. В то же самое время, его ответы на вопросы о политике правительства могли быть сокрушительными. Иногда ответом становился только взрыв саркастического смеха. Я хорошо помню один инцидент, который произошел, когда мне было лет четырнадцать. Нэйчунгу задали вопрос о Китае. Вместо того, чтобы дать прямой ответ, кутэн повернулся к востоку и стал неистово наклоняться вперед. На это было страшно смотреть, так как, учитывая, что на его голове находился массивный шлем, этого движения вполне могло бы хватить, чтобы он сломал себе шею. Он сделал это по крайней мере раз пятнадцать, и ни у кого не оставалось сомнений относительно того, откуда исходит опасность.
Иметь дело с Нэйчунгом задача не из легких. Надо затратить много времени и терпения во время каждой встречи, прежде чем он откроется. Он очень сдержан и суров, именно таким вы могли бы себе представить знатного старика древности. Его не волнуют мелкие вопросы, но интересуют только большие дела, поэтому важно соответственно сформулировать вопрос. Есть у него свои симпатии и антипатии, но он неохотно обнаруживает их.
Нэйчунг имеет свой собственный монастырь в Дхарамсале, но обычно приходит ко мне сам. В официальных случаях кутэн одет в причудливый костюм, состоящий из нескольких слоев нижней одежды, на которую сверху надевается богато украшенное одеяние из шелковой золотой парчи, покрытое.древними узорами красного, синего, зеленого и желтого цвета. На груди он носит круглое зеркало в оправе из бирюзы и аметистов, его полированная поверхность сверкает санскритской мантрой, обращенной к Дорже Дракдэну. Перед началом церемонии он также надевает что-то вроде упряжи, на которой укреплены четыре флага и три знамени победы. В общей сложности все это снаряжение весит более семидесяти фунтов, и когда медиум не в трансе, он едва может передвигаться в нем.
Церемония начинается с пения призываний и молитв, сопровождаемого звучанием труб, тарелок и барабанов. Через некоторое непродолжительное время кутэн впадает в транс, причем до этого момента его поддерживали специальные помощники, которые теперь подводят кутэна к небольшой скамеечке, стоящей перед моим троном. Затем, когда первый цикл молитв закончен, и начинается второй, его транс углубляется: В этот момент на голову кутэна
