и тонированных стекол. Таким же голубым неоновым светом горели очень изящные чугунные фонарики справа и слева от двери. На площадке перед входом, выложенной новой фигурной брусчаткой, дожидались хозяев несколько иномарок, ухоженных, как любимые лошади.
И этот парадный подъезд в льдистом сиянии голубого неона, и эта стоянка шикарных автомобилей, и упырь в камуфляжной форме – все это вполне соответствовало бы Жениному представлению о клубе для самых, что ни на есть, «новых русских», если бы… если бы…
Если бы не оказалось, что внутри, за «контрольно-пропускным пунктом», нет ничего купеческого, евростандартного, обыкновенного. В глазах охранника, умных и цепких, мелькнуло багровое марево. За дверьми, в чудовищно высоком, как готический храм, холле, горели синими дрожащими огоньками странные свечи. Огоньки эти, похожие на блуждающие огни на осеннем болоте, почти ничего не освещали, только бросали на темный бархат тяжелых портьер живые колышущиеся блики. И в темной высоте, между невидимыми, но угадывающимися потолочными балками, колебался синеватый туман, колебалось, жило что-то, совершенно непонятное, от чьего присутствия на миг перехватило дыхание.
Из высоких приотворенных дверей в сумрачный зал тянуло сладким запахом ладана и болотной травы, снами и осенней корицей. И доносились рыдания скрипок и нежный голосок флейты, терзающий душу. Лиза сбросила на Женины руки свой невесомый зеленый плащ, и плащ вместе с его курткой вдруг, будто сами по себе, пропали непонятно куда – только мелькнуло милое бледное лицо с виноватой полуулыбкой.
Женя растерянно посмотрел на Лизу, но Лиза не собиралась ничего объяснять. Она просто подошла к дверям – и Женя отворил их.
Готический зал был полон свечей и теплого сумрака. Свечи горели обычными золотыми огоньками – и огоньки дрожали в хрустале и цветных стеклах, дробили бриллиантовые брызги. Женя шел, как во сне, в колышущемся воздухе, пропитанном ладаном, огоньками и музыкой, не чувствуя ног, не чувствуя тела – и видел только женщин, похожих на белые орхидеи. Они провожали его взглядами – и в темной влаге их глаз мир тек и качался, текли волосы, текли шелка, текла и плескалась нечеловечески прекрасная мелодия, где светлая печаль мешалась с непонятной иронией.
Маленький белокурый флейтист, одетый, как траурный паж, отняв флейту от губ, улыбнулся с невысокой эстрады. Кто-то, мутно увиденный, с русыми локонами, одетый, кажется, во фрак, целовал Лизе руки. Две девушки, хрупкие, как рисунок на изморози, улыбались Жене, что-то говорили – но он не улавливал смысла их слов, воспринимая только музыку голосов и смеха – те же флейту, скрипку, колокольчиковые всплески… Потом ему в руки сунули высокий бокал, и он машинально пригубил.
В бокале была горячая кровь.
На мгновение живая часть Жениной натуры пришла в ужас. Но уже в следующую секунду он сообразил, что кровь не человеческая. Так, баловство. Когда Женя допил бокал, голова перестала кружиться. Мало-помалу он начал понимать, о чем говорят вокруг.
– Он мил, конечно, Зизи, – услышал он голос нежной блондинки из целого облака прозрачной дымчатой ткани. – Но ведь это так ненадолго…
– Ну отчего же? – возразила Лиза. – Он был просто переполнен жизнью… на самом краю…
– О, поверьте, дорогая, это ровным счетом ничего не значит, – сказал мутный, постепенно обретающий резкость. – Мне приходилось видеть такое. Подобные личности – вода в пригоршне: их не удержишь в Вечности.
– Помилосердствуйте, – сказала Лиза тихо. – Не при нем.
– Он сейчас не слышит, – сказала блондинка.
Лиза покачала головой, обняла Женю за плечо – и мир вокруг обрел плоть. В эту минуту Женя почувствовал такую горячую благодарность, что даже забыл, что признателен мертвецу.
– Давай присядем, – сказала Лиза нежно. – Тебе надо оглядеться, не правда ли?
Женя кивнул. Они прошли к окну с витражом, изображающим рыцарский турнир, и Женя отодвинул тяжелый стул резного дерева, чтобы Лиза села. Те, другие – блондинка, вторая девушка, с родинкой на виске, мутный, оказавшийся демонически красивым парнем с жестким умным лицом – подошли и остановились, будто дожидаясь приглашения. Лиза кивнула им, как королева – свите, и они разместились вокруг, в точности как почтительная свита.
– Это что, твои… как бы… – Женя замялся, не зная, как назвать то, о чем он подумал, – изделия?
Взгляд Лизы похолодел.
– Это мои товарищи, – ответила она сухо. – Не стоит говорить о Хозяевах Ночей в таком тоне, милый.
Женя отвесил насмешливый поклон. Он уже пришел в себя окончательно, обрел способность думать, наблюдать и делать выводы – а вместе с тем и независимость.
Над столом мелькнули чьи-то руки: появились пыльные бутыли, хрустальные бокалы, наполненные горячей кровью, откуда ни возьмись, совершенно волшебно – и тот, кто их принес, окончательно растаял в огоньках и звуках. Красавчик в локонах разливал вино, Лиза заговорила с блондинкой о преимуществах лайковых перчаток – Женя даже усмехнулся в душе над неподобающей обыденностью темы. Женщины есть женщины. Вечные Княгини – и перчатки?
Предоставив им обсуждать этот вздор, Женя огляделся.
Женщины-вампиры уже не одурманивали его допьяна, хотя по-прежнему притягивали взгляд. Но теперь можно было разглядеть и мужчин. Эти, последние, тоже привлекали внимание внешностью – демонской, эльфийской, уж во всяком случае, не человеческой. Потусторонний шарм… ну да.
Они пили вино и кровь, болтали и смеялись, и их музыкальные голоса и смех упорно наводили Женю на мысль о Лориене, Толкиене – такой тут был
