боялся, что ей холодно, но ведь когда таким маленьким холодно или не удобно, они же плачут, да? Куда ее деть, я уже знал – сдам, думаю, милиции, пусть отвезут в детский дом, или куда там полагается… Не мог я ее оставить, хотя мелькала такая мысль – за себя не ручался. И так чувствовал, что она… ну… как бы затащилась от меня, как взрослые смертные. Не хватало ее случайно…
Женя вышел к метро. По древнему опыту он знал, что милицейский патруль легче всего обнаружить там, где больше всего народа. Здесь же, где между двумя выходами – такая оживленная улица, да еще и вокзал рядом, даже во втором часу ночи можно было встретить кого угодно.
Пара патрульных обнаружилась на вокзале. Нельзя сказать, чтобы Женя особенно нежно относился к милиции, да и эти орлы с фигурами людей, которым в принципе не может грозить голодная смерть, с самодовольными физиономиями и при полном параде не вызывали у него особого доверия. Но другого выхода он не видел.
– Э, – обратился Женя к тому, что был помоложе, – простите, у меня проблемы…
Страж порядка взглянул на парня с кружевным сверточком со сложным выражением подозрения и любопытства. Женя прикинул, как может выглядеть его глазами, но отступать было уже некуда.
– А чем дело? – спросил усатый напарник молодого.
– Да у меня тут… ну, ребенок, в общем. Грудной. Не знаю, чей.
Несколько секунд орлы осмысливали полученную информацию. Их мины с течением времени становились все подозрительнее. В конце концов, тот, кто был более сообразительным, вероятно, догадался, что похититель не понесет ребенка в милицию.
– Откуда ребенок-то?
– Н… на улице нашел. Вы его заберете? Пристройте, а?
– В дежурную часть надо…
Женя помотал головой. Что было действительно нужно, так это срочно добраться до дома и принять какие-нибудь меры против дневного света в комнате… И, наконец, все обдумать и решить, как существовать дальше. К тому же милиционеры начали раздражать его, а особенно – тот, что был помоложе.
– Я тороплюсь. Документы покажу, если так уж…
– Я сказал – в дежурную часть, – в тоне молодого звякнул начальственный металл.
Женя взглянул напоследок на спящую малютку и отдал ее усатому, который принял ребенка неловко, но безропотно. Молодого же поймал за локоть и повернул к себе.
– Слушай, дружище, ну тороплюсь я. Забери козявку и пристрой – Родина тебя не забудет.
Начальственная мина стерлась без следа. Молодой моргнул, глуповато, но мило улыбнулся и подался вперед. Женя потрепал его по щеке – и не встретил никакого отпора; парень истово закивал, продолжая нежно улыбаться. Женя догадался, что его состояние сейчас напоминает обыкновенную эйфорию смертного, которого приласкал Хозяин, и приказывать можно все, что угодно.
«Я же
– Давайте, ребята, несите дите в тепло, а то простудится.
Молодой печально вздохнул и с явной неохотой направился в сторону пикета. Старший побрел за ним, прижимая спящего ребенка к животу. Женя несколько минут смотрел им вслед, потом побрел прочь.
– Так вот… Я хотел тачку поймать, чтоб скорее добраться домой. Хвать за карман – а он пустой. Моя мелочь у Лизы осталась, а ее бумажник – в куртке, а куртку я там забыл, в «Лунном бархате» этом… И вот я, значит, оказался около площади Восстания, идти мне, сама понимаешь, до родных новостроек черт знает сколько, а времени уже шел второй час ночи. Я заторопился, хотя и знал, что светает поздно… Чудно как: я ведь понимал, что уже мертвый, но все равно было страшно, как живому. Еще раз умереть страшно, по-настоящему…
Из всей одежды на Жене остались только костюм с шелковой рубашкой да ботинки, но он почти не чувствовал холода и сырости. Он шел очень быстро, тело повиновалось охотно и легко, как тело крупного хищника. Ночь летела рядом и вокруг, благоухая дождем, и Женя впервые ощутил в холодном аромате октября чуть уловимый ужасный душок, от которого на звере внутри него встала дыбом шерсть.
Запах смерти.
Ночную сущность города пришлось пересмотреть, пришлось изучать, и принимать заново. Город, знакомый с детства, любимый, родной, оказывается, имел двойное дно – и там, на дне, происходило нечто, о котором Женя пока не имел ни малейшего понятия.
О, этот двоящийся город, ночной мираж…
Серебристо-черный лабиринт улиц то там, то тут пересекают незримые, но осязаемые границы между бытием и инобытием. Деловитый прохожий