Лешка проснулся часов в восемь вечера с яркой мыслью о том, что можно снова пойти в клуб. В комнате было совершенно темно – из окна, завешенного ковром, не просачивалось ни капли вечернего света.
Лешка на ощупь включил настенную лампу. Энди дремал в кресле кошачьим клубочком, похоже, свет его не потревожил. Лешка отправился на кухню, с трудом удержавшись, чтобы походя не дотронуться до его волос – но вампиры терпеть не могут, когда смертные трогают их без спроса.
Жрать хотелось страшно. Лешка вытащил на свет божий сосиски, яйца, майонез, хлеб и кетчуп – и заглянул в холодильник в поисках еще чего-нибудь съестного. Общение с вампирами вытягивало море калорий, и потери требовали возмещения.
Уплетая циклопических размеров яичницу с сосисками, Лешка думал о женщинах. Впервые за прошедший год тоска по Марго отступила и дала дышать.
Все остальные мысли, все повседневные заботы, даже убийство Вадика – отошли на второй план. Лешка брился так, будто был приглашен на прием к английской королеве, а потом надушился до удушья. Они не любят запаха смертных, а ладаном от меня, увы, не благоухает. Пусть уж лучше разит дезодорантом и туалетной водой.
Энди остановился на пороге кухни.
– Доброе утро, – ляпнул Лешка.
– Для кого доброе, сэр, а для кого, может быть, и последнее. Что это тут случилось? Взрыв на парфюмерной фабрике?
– Не нравится – дыши через раз. И вообще – по-твоему, потом лучше воняет?
– Дело вкуса.
– Яичницу будешь?.. А, пардон, я забыл. Тьфу, дьявол, чуть не сказал, что ты – вегетарианец.
– Ну это лестно, конечно, но ты уж загнул… Нет, хорошо. Да, я – вегетарианец. А ходячих растений развелось – кирпичу упасть некуда. Вот такая клюква. В смысле – ботва.
Энди хихикнул и достал из шкафчика полупустую бутылку с кагором – жутким пойлом, которое по Лешкиным наблюдениям, употребляли все вампиры, несмотря на отвращение к прочему алкоголю.
– В клуб собираешься, да? Ну-ну…
Собирался. Чистый свитер, доармейские феньки… Из новых – только амулет на стальной цепочке – крест и трассирующий патрончик.
– Ох, убил! Ты так с крестом и пойдешь, Леш? Ба-тюш-ка, благослови…
– Да он у меня и вчера был. Страшно?
– Стильно. Ты б еще колокол привесил, чудо.
– Ну, зачем мне колокол? Что я – корова? Нет, колокол мне не нужен. А вот гитара нужна. Куда ж без гитары?
Энди трогательно любил автомобили. Даже на обшарпанную серую лошадку Лешки реагировал, как на BMW последней модели. Видимо, потому что при его жизни автомобиль считался запредельной роскошью. И всегда он устраивался сзади – по вампирской привычке избегать физического контакта или просто, чтобы не мешать вести машину. Но и сзади болтал, не переставая.
– Шикарная машина, просто шикарная… Усохнуть… Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству! Железный конь идет на смену крестьянской лошадке!
– Слушай, помолчи две минуты, я не слышу, работает двигатель или нет.
– Если не работает, то как она едет-то?
– По инерции.
У входа в клуб охранник выпинывал с запретной территории двух бомжей. Он возвышался над ними горой, поросшей лесом, его неподвижное белое лицо ровно ничего не выражало, бомжи пятились и бормотали, Энди вдруг шарахнулся в сторону с гримасой тошного отвращения. Лешка подошел поближе – и волна ужасающего запаха падали и сырой земли обрушилась на него так, что желудок чуть не вывернуло наизнанку.
– Ну, на стаканчик, а, начальник? – пробормотал ближайший побирушка, и Лешка увидел его лицо.
Опухшая бело-зеленая маска с черными кругами вокруг ввалившихся глаз, в трупных пятнах, с черно-красным лоскутом отодранной плоти на щеке ухмыльнулась заискивающей улыбочкой пропойцы, а пергаментная рука с костями, торчащими из гнилого мяса на сгибах пальцев, смущенно поскребла дряблый заплесневелый подбородок.
Лешка влетел в холл клуба со скоростью штормового ветра, хотя, возможно, разумнее было бы бежать к машине и гнать отсюда, что было сил. Энди стоял у входа в зал, наблюдая за ним с сочувствием.
– Гадость, да, Леш? Не терплю. Просто удивишься, как некоторые опускаются.
– Это… вампиры?
– Ну…
Ледяная фея от двери возмущенно говорила охраннику:
– Почему они сюда шляются? Вы, милейший, забываете о своих непосредственных обязанностях! Тут, в конце концов, приличное заведение!
