— Гнедко, в Вехи скачи, упреди Светозара, пущай украины шибче бережит, не ровен час, придет кто.
— Понял, — встал парень.
— Я в Кудесню гонца зашлю, заслоном встанем, Полесье уберегу, — заявил Купала.
— Лютобора десничим тебе оставляем, князю покои готовь, да Хангу упреди, что недужен он шибко.
— А то я на ум кривой, без тя не смерекаю! Тьфу, леший куси тя за пятку!
Все дружно вышли из терема. Малик рванул к коновязи, приказ коней седлать отдавать. Купала давай парней гонять — снаряжение готовить. Горузд засвистел как Соловей-разбойник, оглушая Халену — об общем сборе оповестил.
Все забегали, засуетились. Девушка в свой закуток побежала, куртку на плечи накинула, перевязь приладила, меч проверила, к голени один нож приладила, второй к поясному ремню. Выкатилась на крыльцо как раз, когда Гнедко на лошадь садился. Перехватила его:
— Скажи, Миролюб как? Жив ли?
— Жив, — заверил. И ударил лошадь пятками.
— Халена, что за пожар? — вырос перед ней как из-под земли Гневомир. — Что стряслось? На байдану! Ну, чего молчишь?!
— Мирослав ранен, князья попали в засаду, как я вам с Миролюбом и говорила! Предал кто-то! А на Мирослава вину свалили! Вы там в оба смотрите! Всем передай, язык за зубами, руки не распускать, но если кто слово грязное скажет…. - на ходу, стремясь сквозь толпу воинов к Ярой, сообщила девушка.
— Ужо скажет, им же и подавится! — оскалился Гневомир, мигом сообразив, что к чему. Халена покосилась на него: где жуешь, не разжуешь, а где слово скажи, он понял! Да, умом побратима не понять…
Вспрыгнула на Ярую.
— Байдану вздень сказываю! — заблажил побратим.
— Без надобности, — отрезала, выводя лошадь к воротам. А там уже Устинья с женщинами хлеба да воду дружникам раздавала, в сумы складывала. Купала горланил указы, размахивая руками. Лютабор ругался скверно во все горло, забиженный, почто его оставляют. Малик пальцы Лебедицы отнять от своей руки пытался. Та плакала горько, словно навек прощаясь.
— Свидимся, любая! Жди! — вскочил на коня.
Часа не прошло, как пять сотен дружников в полном воинском вооружении рысью рванули прочь из городища.
Глава 9
Миряне коней загоняя, поспешали на выручку. Молча неслись всадники, без отдыха. По лесу, по полям, опять по лесу — не замечая, где едут, по чьей земле. И хоть хлеба в сумах — не до еды, и хоть на жаре пить хочется — не до воды. Мысли вперед лошадей бегут, руки сильней поводья сжимают.
Утро увяло, день проскочил незаметно, вечер к ночи клонится, а они все летят.
Быстрей, быстрей — бьют копыта.
Ночь на округу легла, когда копыта по шаткому мостику застучали. Избы показались.
— Звонкая, — заметил Гневомир. — Вотчина любавичей.
— Передых!! — объявил Горузд. — Коней напоить! Самим не спать!
Халена не слезла, свалилась с седла на траву, в небо уставилась и хохотнула, представив себя сверху. Гневомир ей ведро воды принес, плеснул прямо в лицо:
— Не спать!!
— Тьфу, — с трудом села, отфыркиваясь, и забыв попенять побратиму, жадно принялась пить. Ярую поить. Гневомир каравай вытащил из сумы, разломил на две части — одну Халене, одну себе. Девушка от своей части треть взяла, остальное лошади скармливать принялась. Так и стояли обе, жуя. Гневомир захохотал:
— Ох, зрила б ты себя, воительница! Яки тетерка потрепанная!
— Это фигня, а вот окостенение всей конституции тревожит. Я ж как робот несмазанный. Как в седло сяду?
— Чаво сказанула-то? — поскреб щеку парень. — По-человечьи баить-то когда обучишься?
— После встречи с лютичами и всемирной победы добра над злом скажу.
Парень хмыкнул, к ведру с водой приложился, остатки на себя вылил, да в девушку плеснул. Утер лицо и спросил:
— Слышь, Солнцеяровна, про Миролюба что ведаешь?
— Жив, Гнедко сказал, а что как — не знаю, — отвернулась, скрывая тревогу и печаль. Да разве ее скроешь от острого взгляда влюбленного
