Уингфилд-Парк в новый Тэнглвуд. Они упорствуют и не хотят ничего делать с этим убогим, разваливающимся на глазах домом. Они так яростно защищают его от меня, что становится тошно. Палец о палец не ударят, чтобы вытащить всех нас из нищеты!
– Может быть, мне это удастся.
– Тебе? – рассмеялась Лили. – Ты шутишь? Ты живешь на жалованье госслужащей. Ты никогда не умела распоряжаться деньгами, как и твой отец, который понятия не имеет, ни сколько стоит доллар, ни во что его вложить. Если бы не добрый, верный Маркус, мы давно бы пошли по миру. Но когда мне в голову приходит идея, как сделать деньги, она тут же разбивается о ваше упорное нежелание заняться каким-либо делом. Я имею в виду твоего отца и вас с братом. Для вас я всего лишь мать; для остальных – очаровательная жена известного философа, которая оставила сцену и отказалась от всемирной популярности ради того, чтобы исполнять прихоти мужа. Что ж, я еще могла бы добиться успеха в жизни, если бы у меня был собственный Тэнглвуд.
– Мама, я куплю тебе Тэнглвуд, если ты этого действительно хочешь. Только он будет находиться не в Уингфилд-Парке.
– Перестань говорить глупости! Вы все меня с ума сведете своими дурацкими шутками. Ты ведь знаешь, я всегда готова расстаться со своими мечтами ради вашего счастья и спокойствия. Хотелось бы мне посмотреть, на что каждый из вас способен во имя блага семьи. Ладно, зачем ты звонишь? Что тебе нужно?
– Мама, помнишь, несколько дней назад я говорила тебе, что отправляюсь в Лондон, чтобы получить прабабушкино наследство?
– Ах да, эта сказочная история о сорока миллионах долларов! Дорогая, не огорчайся, каждый хоть раз в жизни оказывается в положении одураченного. Хорошо, что ты послушалась меня и не приняла это близко к сердцу.
Мирелла тут же почувствовала перемену в ее тоне: раздражение сменилось умильной слащавостью, голос стал мягче и тише. Мирелла вышла из себя и сделала худшее, что могла придумать: она сообщила новость матери напрямик, без околичностей, уверенным и спокойным тоном. Лили общалась со своими домашними именно так, но не терпела подобного тона в обращении к себе.
– Лили, успокойся и послушай. Я в Лондоне, в отеле «Клэридж». Рядом со мной находится мой поверенный. Наследство реально существует. Я унаследовала состояние, которое дает доход более сорока миллионов в год. Это значит, что ты больше не будешь жить в обстановке аристократической нищеты. Так что можешь навсегда забыть само это выражение, которое ты так любишь повторять.
В ответ Лили с такой силой швырнула трубку на рычаг, что у Миреллы потом еще долго звенело в ушах. Затем на нее хлынул ураган телефонных звонков, и первый из них состоялся через двадцать минут после того, как мать повесила трубку.
– Мирелла, нас разъединили, – проговорила Лили сухим, натянутым тоном. – Я приказываю тебе отказаться от этих денег! Они не твои. Если ты их возьмешь, то станешь воровкой.
– Мама, это просто смешно. Уверяю тебя, все совершенно законно. Послушай, ты всегда хотела быть богатой. Теперь у тебя есть такая возможность.
– Нет! У меня нет такой возможности! Она есть у тебя. А это несправедливо, потому что наследство должно было перейти к моей матери, а затем ко мне. Я не позволю тебе пальцем прикоснуться к этим деньгам. Как ты можешь спокойно относиться к тому, что меня обкрадывают?
– Но я готова поделиться.
– Этого недостаточно. – И Лили снова хлопнула трубку на рычаг.
Лежа в ванне, Мирелла вспомнила еще несколько отрывков из своих разговоров с матерью.
– Поскольку ты решила присвоить деньги, принадлежащие моей семье, возвращаться в Уингфилд-Парк тебе незачем. Я прикажу сжечь все твои вещи. Купишь себе новые. Зачем тебе старье при таком состоянии!
Последний звонок от Лили был в пять утра на следующий день, и после него Мирелла решила, что ей удалось пережить бурю.
– Я прощаю тебя, – со слезами в голосе вымолвила Лили и повесила трубку.
Рашид, который был в тот момент рядом, заявил, что, если ее мать еще раз разбудит их в такой час, они переедут в его апартаменты. Он не понимал, почему Мирелла не попросит портье не соединять ее с матерью.
Мирелла протянула руку к столику и взяла с него зеркало. Она оглядела себя и осталась довольна своим отражением. Нитка жемчуга переливалась у нее на шее, и Мирелла, проведя по ней кончиками пальцев, с улыбкой подумала о Рашиде, о его потрясающей щедрости и о незабываемых минутах их близости. Приходилось признать, что ее тянуло к нему все сильнее. Этот человек интриговал ее, ей хотелось узнать, что кроется в тайниках его души, проникнуть за таинственную завесу его прошлого.
Именно в этот момент она приняла решение посетить Турцию, побывать в жилище своего экстравагантного любовника, знаменитого на весь мир соблазнителя женщин.
Мирелла никогда не чувствовала себя счастливее. Она ощущала себя сильной и свободной, объектом поклонения и источником сексуального наслаждения для мужчины – и при этом не испытывала никакой вины.
Внезапно ей на память пришли слова, сказанные отцом более двадцати лет назад:
– Ты обладаешь сердцем и духом великого воина-самурая, заключенными в тело красивой, чувственной женщины. Для отца это лучшее, что он может увидеть в дочери, но не думаю, что это так же хорошо для матери, особенно для такой, как Лили. Большинство матерей любят подчинять себе дочерей, отцы поступают так с сыновьями. Только поистине необыкновенные мужчины в состоянии увидеть в тебе и восхититься твоим самурайским духом, моя милая Мирр, а значит, и полюбить. Остальные пройдут мимо тебя или ты пройдешь мимо них. Что касается твоей матери, постарайся отнестись к ней с состраданием. Она замечает в тебе черты истинного благородства, но притворяется, что не видит их, поскольку слишком эгоистична, чтобы отыскать их в себе самой. Ты знаешь, я люблю Лили, но вдесятеро сильнее я люблю ее за то, что она подарила мне такую дочь, как ты.
С того дня он иногда называл ее «Сам», сокращенно от «самурай», и никто в семье не догадывался о
