– Ваша матушка тоже хотела стать писательницей? – спросил он, предположив, что и эту вздорную мысль Серенити позаимствовала у покойной миссис Джеймс.
– Нет, путешественницей. Натуралистом.
«Вот так штука!» – изумился Морган.
– Не может быть! – сказал он вслух.
– Правда. Она мечтала о научной экспедиции в глубь французских территорий.
– И ей удалось организовать что-либо подобное?
– Нет, – вздохнула Серенити. – Она никогда нигде так и не побывала. Только в Чарлстоне и Мартасвилле.
– И что же заставило ее отказаться от этого?
– Не «что», а «кто», – с грустной усмешкой поправила его она. – Отец. Он сказал, что уход за мужем и четырьмя детьми и ведение домашнего хозяйства – как раз такое приключение, о котором только и должна мечтать каждая женщина. И что с мамы этого будет довольно.
Морган, уловив печальные нотки в ее голосе, счел за благо сдержать торжествующий смех, который буквально душил его. Ай да мистер Джеймс! Вот молодчина! Сумел поставить строптивую женушку на место.
– Мама была из тех, кто никогда не повышает голоса. И во всем, что касалось дома и детей, она слепо доверялась суждениям отца.
– Подобный тип женщин всегда пользовался успехом у сильного пола. О такой жене втайне мечтает каждый мужчина! – с чувством воскликнул Морган.
– Вы уверены?
Она произнесла это с такой грустью, что он тотчас же поспешил добавить:
– Хотя некоторые, разумеется, предпочитают особ побойчее…
И зачем только он это сказал? Ведь не для того же, чтобы внушить ей ложные надежды?
И вдруг, к полной его неожиданности, Серенити приподнялась на постели и спросила:
– А вы сами к какому типу людей себя относите, капитан Дрейк?
Глава 13
Морган не ответил на ее вопрос. Ни в эту ночь, ни в следующую. Серенити в течение нескольких минут напрасно ждала, когда он заговорит. Но он не проронил ни слова.
Молчание это тяготило ее все больше и больше, и наконец, не выдержав, она снова спросила его о том же.
– Спокойной ночи, Серенити, – отвечал он.
Ей стало горько и грустно. Он либо не желал с ней откровенничать, потому что не придавал ни малейшего значения ее мнению о собственной персоне, либо она просто ему надоела. И он достаточно тактично дал ей это понять. И это означало только одно: ей не нашлось и уже не найдется места в его жизни, в его мыслях, в его душе.
Но она твердо пообещала себе больше никогда об этом не думать. Ведь они скоро расстанутся навсегда. Он заживет прежней жизнью. Что же до нее… Она должна быть сильной. И никому не показывать, что уязвлена. В особенности Моргану.
Вся во власти тяжелых мыслей, она стояла у борта «Тритона», любуясь очертаниями экзотического острова Санта-Мария, к которому подходил парусник. Ничего подобного она еще не видела! Огромный остров, заросший высокими деревьями, выступал из тумана, словно сказочный пейзаж.
– Мы находимся в Азорском архипелаге? – спросила она у проходившего мимо Кита.
– Да нет, мисс Джеймс, – почтительно ответил тот, поднимая с палубы конец толстого каната. – Это обособленный остров. О нем вообще-то мало кто знает. Здесь живут… – заметил он, смущенно почесав переносицу и отведя глаза, – такие типы, с которыми вам лучше не оставаться один на один.
Его слова вселили в сердце Серенити тревогу.
– Но как же так?.. Мистер Родал заверил меня, что здесь я смогу купить себе место на торговом судне…
– Кок не соврал. Торговые корабли здесь частенько бросают якорь. У капитанов и экипажей тут свои дела.
Оставив канат, он поспешил примкнуть к группе матросов, которые спускали паруса.
Серенити, озадаченная этим разговором, с волнением следила, как стремительно приближался к ним загадочный незнакомый берег. Еще немного, и она отправится домой, в Саванну. Это должно было ее несказанно радовать, и тем не менее…
Но что толку мечтать о несбыточном? Пусть утешением ей послужит воспоминание о тех доверительных разговорах с Морганом, которые они вели в капитанской каюте две ночи кряду. Она столько о нем узнала – о его отце и матери, о сестре. Он даже рассказал ей кое-что о тех временах, когда был пиратом. Нет, она его не оправдывала. И все же… От прежнего сурового презрения к этому темному отрезку его прошлого у нее в душе мало что осталось. Просто он сумел убедить ее, что никогда не был ни чересчур жесток, ни слишком алчен.
Многое она услышала от него за эти короткие ночные часы. Но единственным, о чем Морган ни разу не обмолвился, была его подневольная служба в британском военном флоте. Как ни старалась она выпытать у него хоть что-нибудь о тех годах, он неизменно переводил разговор на другое.
