революции повернуло вспять, хотя партийные власти никогда не признают этого.
Чэнь почувствовал смущение. История, описанная в учебниках, теперь стала разноцветными шарами в руках жонглера.
Если в учебниках нельзя было найти правду, тогда где можно было ее найти? Что он мог сделать, он просто полицейский. Чэнь не впервой задавал себе этот вопрос. Прошло много времени, прежде чем он сдался.
Даже будучи полицейским, старший следователь Чэнь сомневался в правильности своих действий.
18
Юй проснулся ранним субботним утром. Он решил немного поваляться в постели. Это было просто необходимо. В его маленькой семейной комнатушке если один вставал с кровати, то и остальным приходилось делать то же самое.
Циньцинь вчера допоздна занимался. Теперь учащиеся средней школы трудились как сумасшедшие. Пэйцинь тоже как умалишенная давила на него, настаивая на том, что Циньциню любой ценой придется поступать в колледж. «Он никогда не должен жить так же, как мы».
Сказав это в запале, она не придала этим словам особого значения, но Юю слышать это было неприятно, особенно потому, что он ничем не мог помочь Циньциню. Пэйцинь одна помогала сыну с домашними заданиями. Юй хорошо понимал это. Циньцинь все еще посапывал на раскладном диване, и его нога свисала с краю. Он превратился в худощавого, стройного парня. Диван-кровать был ему уже мал.
Обычно Пэйцинь приблизительно в это время уже вставала, но сегодня был выходной. Они с Циньцинем не ложились допоздна, решая задачки по математике. В утреннем свете ее лицо выглядело бледным и уставшим.
Лежа в постели, следователь Юй не мог справиться с растущим разочарованием в связи с последними событиями в расследовании дела Инь. В управлении нарастала тревога, и он испытывал ее на себе. Кроме этого донимал и секретарь парткома Ли что приводило Юя в бешенство. Весть о трагической смерти Инь обрастала дичайшими слухами не только в Китае, но и за границей. О деле было сообщено в нескольких иностранных газетах, добавив тем самым для Шанхая горючего в огонь. Кроме того, роман Инь был переиздан подпольными издателями и пошел нарасхват в частных книжных магазинах. Фэй Вэйцзинь, министр пропаганды Шанхая, настолько заинтересовался этим, что лично пришел в шанхайскую полицию и заявил, что чем дольше дело останется нераскрытым, тем большие разрушения будут нанесены новому образу прогрессивного Китая.
В результате секретарь парткома Ли в жесткой форме настаивал на немедленном подтверждении виновности Ваня, несмотря на все аргументы, изложенные Юем. Все его доводы и убеждения, высказанные Ли, что им нужно быть более дальновидными, разбивались, как яйца, брошенные о бетонную стену.
Юй припоминал, как рьяно Чэнь работал, продираясь сквозь дебри политики управления, но он также был не доволен Чэнем. Он был уверен, что прошлой ночью слышал во время телефонного разговора женский шепот и какую-то музыку. Это явно не было работой. Возможно, старший следователь с его растущей карьерой позволил себе несколько развлечься благодаря «прибыльному проекту» и неоплачиваемой маленькой помощнице. Думая об этом, Юй чувствовал себя некомфортно.
В то же время он был удивлен предположениям Чэня. Он понятия не имел, как в разгар работы над срочным переводом Чэнь смог прийти к этим версиям. Правда, все они оставались пока лишь гипотезами, не имея никаких существенных подтверждений. Юй сам предварительно пробегался по этим направлениям, но все тщетно.
Пэйцинь шевельнулась позади него, наверное еще не пробудившись.
Вскоре его охватило чувство жалости к себе, но больше к Пэйцинь и Циньциню. Все эти годы они были вместе, теснились в этой крошечной комнатке шикумэня, в этом трущобном переулке. Работая то с одним делом об убийстве, то с другим, он часто отсутствовал дома в выходные дни и зарабатывал при этом мизерные деньги. Зачем он это делал?
Похоже, пришло время пересмотреть свою будущую карьеру, как предложила Пэйцинь.
Когда Юй впервые пришел в полицию, цель его была четко определена: сделать больше, чем его отец, Старый Охотник, который хоть и был способным полицейским, но выше сержанта в звании не поднялся. Юй пошел по стопам отца, поступив на работу в шанхайскую полицию. Звание, как он и хотел, Юй уже получил. Как следователь, он был одним из лучших, но и близко не ощущал того, что ощущал Старый Охотник в годы пролетарской диктатуры. В те годы все были равны, у каждого была одинаковая зарплата, одинаковые дома и вера в одну и ту же партийную доктрину «тяжелая работа и простая жизнь». Полицейский – это такой же человек, но он может гордиться тем, что является инструментом пролетарской диктатуры.
Но сегодня быть полицейским уже не так почетно. В развивающемся материально обществе полицейский был уже ничто. Взять хотя бы старшего следователя Чэня. Он, более успешный полицейский, и то вынужден был взять отпуск, чтобы заработать для себя дополнительные деньги.
А сколько появилось разных историй, связанных с коррумпированными полицейскими, думал Юй. Тогда в чем вся соль быть полицейским?
Когда он поднялся с кровати, то произнес слова, которые удивили его самого:
– Пойдемте завтракать в «Старое предместье».
– Зачем? – спросил Циньцинь, протирая глаза.
– Наша семья заслуживает хороших выходных.
– Отлично. Я слышала об этом ресторане, – спросонья отреагировала Пэйцинь и испуганно посмотрела на Юя. Устраивать семейный завтрак в ресторане в середине расследования было на него не похоже.
– Так рано завтракать? – спросил Циньцинь, нехотя поднимаясь со скрипучего дивана.
– В «Старом предместье» хорошо готовят лапшу, основное утреннее блюдо, – сказал Юй. – Я прочитал об этом в путеводителе. – Он не хотел объяснять, откуда он на самом деле узнал о ресторане.
Через полчаса они пришли в ресторанчик «Старое предместье», который находился на улице Фучжоулу.
Конечно же основная масса посетителей уже сидела в ожидании, большинство из них – люди преклонного возраста, с бамбуковыми палочками в руках, готовые к появлению лапши на их столах.
Около главной стойки, на черной доске, был представлен весь ассортимент предлагаемой лапши, отчего меню выглядело весьма впечатляющим. Юй едва успел выбрать. Люди, стоящие позади него, в предвкушении еды сгорали от нетерпения. Должно быть, это были завсегдатаи, которые знали, какая лапша им по душе, и они, не глядя в меню, могли огласить этому круглолицему раскрасневшемуся продавцу свой выбор.
Юй заказал лапшу с нашинкованной капустой и зимними бамбуковыми ростками, в дополнение к небольшому блюду из свинины, обязательному в этом ресторане, по словам мистера Жэня. Пэйцинь заказала лапшу с жареным угрем, креветками и рисом и тоже свинину. Циньцинь выбрал лапшу с копченой головой карпа и кока-колу.
Обслуживание не впечатлило. Столы, залитые маслом и супом, были рассчитаны на десять-двенадцать человек, поэтому Юй не мог сесть за такой стол. Первый этаж ресторана был большим, но там было всего две официантки среднего возраста, которые носились кругами, держа в руках бутылки и тарелки, разложенные по всей длине руки. Они не успевали протирать столы, к тому же некоторые посетители все еще ели. Возможно, это было одной из причин здешних низких цен.
Юй обратил внимание на двух стариков. Один был тощим, как бамбуковая палочка, другой круглолицым, как зимняя дыня. Казалось, что они хорошо знают друг друга.
– Ешь и пей, пока можешь. Жизнь коротка. – Тощий поднял свою чашку с чаем, сделал глоток и вытащил из лапши кусок курицы.
– Как вкусно, – сказал круглолицый, причмокивая губами. – А мне надо придерживаться диеты.
– Да ладно тебе, – усмехнулся тощий. – Это чудо, что ты выглядишь таким цветущим и ходишь сюда каждый день на свою пенсию.
Простая лапша, должно быть, была самой дешевой в ресторане, и те, у кого пенсия была около двухсот
