Мы завязли на месте. Казалось, бетон стал тягучим, как резина, и удерживал нас. Но мы не теряли надежду, особенно когда увидели грузовик и легковушку, идущих нам навстречу из поселка Игл, в пяти милях отсюда. Когда оба автомобиля затормозили и встали поперек дороги, мы поняли, что попали в ловушку.
Джейн выключила мотор. В пятидесяти метрах от нас остановился «форд». Я всей душой желал, чтобы появился хотя бы один человек, который нам не враг. Но это были напрасные мечты: в ста милях от Остина дорога была пуста. А если бы кто-то и ехал, даже полицейский патруль — чем бы он нам помог? Бертон и его приспешники выдали бы меня за обманщика, негодяя, осмелившегося похитить доверчивую дочь баснословно богатого Шмидта, чтобы потом шантажировать его и полученными миллионами до конца жизни решить свои финансовые проблемы. Разбитое пулей ветровое стекло красноречиво подтвердило бы их клевету.
Джейн вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул. Она развернулась. Мы ждали, что будет дальше.
— Тебе ясно, что сейчас будет? — Спросил я.
— Да, — сказала она. — Кажется, ясно.
— И что твой отец преступник?
— И это тоже. До сих пор я в этом сомневалась. Теперь я знаю точно.
— Тогда нам будет легче.
Она пристально глядела перед собой.
— Завтра негры отведут своих детей в школу. Хантер созвал людей своей партии. Они занимают дом Брауна.
Я засунул левую руку под воротник рубашки и потер шею.
— Они в доме Брауна?
Она кивнула.
— Кто этот Хантер? — спросил я. — Его никто не знает.
— Он не любит появляться днем.
— Браун, — сказал я. — Он живет напротив школы.
Она снова кивнула.
— Я хотела сказать тебе об этом раньше. Мимо «форда» проползла машина Бертона. В пяти метрах от нас она остановилась и развернулась. Из нее кто-то вылез, приблизился к нам. От машины Бертона к нашей привязали трос.
Я осмотрел пистолет и впервые, как Меньшиков, ощутил чувство безысходности.
Джейн словно окаменела, ее лицо смертельно побледнело. Глаза смотрели холодно и твердо.
— Не забудь наш договор, — тихо сказал я.
Не успела она ответить, как открылась дверца. Человек из «форда» сел позади нас и направил дуло пистолета мне в спину.
— Сдавай свою игрушку, мой мальчик, — процедил он. — Иначе через год твоя могила зарастет травой.
Я молча передал ему через плечо свое оружие.
Он захихикал:
— У тебя авария, дружок? Нет причин волноваться. Мы притащим вас куда надо.
Вскоре мы двинулись с места. Через милю я увидел людей в полицейской форме. Когда мы подъехали ближе, они уехали. Улица была перегорожена.
XIV
Эндерс пыхтит и стонет.
— Я больше не могу, — ноет он и просит две минуты отдыха. Потом трясет правой рукой и массирует предплечье. Гордо глядя на исписанные карандаши, он наслаждается сознанием, что еще не вышел из строя, не превратился в старую развалину — наоборот, если нужно, побьет рекорд. Пусть молодые завидуют! Он чувствует себя молодцом.
Шульц-Дерге кладет на стол телефонную трубку.
«Тряпка! — пренебрежительно думает он. — Ты стареешь, Антоний».
Он использует паузу, чтобы снова зажечь потухшую сигару, подойти к окну и внимательно оглядеть улицу. Скамья на углу занята: черноволосый незнакомец, тот же, что и утром, развернул газету. Шульц-Дерге морщит лоб. Не то чтобы блондин был бы ему симпатичнее — скорее, наоборот — но к его присутствию он уже привык. В том, что на скамейке поменялся человек, он усматривает перемену ситуации. Издатель почесывает затылок. По тротуару
