следующий день я сопровождал Бертона в его поездке в Европу. Джейн придется немного подождать, пока будут сделаны необходимые приготовления, а потом поехать вслед за мной с тем условием, что за это время мне удастся умерить свое любопытство и обуздать свою же болтливость. Если я с этим не справлюсь, доверие фирмы ко мне будет окончательно Исчерпано, и я буду немедленно уничтожен. С одной стороны, это очень прискорбно — из-за Джейн; но в конце концов в этом буду виноват только я сам. В любом случае для меня будет важным восемь дней условного заключения использовать так, чтобы потом подыскать себе выгодную работу. Поскольку я вроде как собирался создавать семью, это становится тем более необходимым.
По истечении последних двадцати четырех часов о моем пребывании в фирме не может быть и речи, особенно в качестве ответственного руководителя филиала за границей.
Я знал, что обязан жизнью ходатайству Джейн и, в некоторой степени, готовности к компромиссу дряхлеющего Шмидта, который в старости воспылал отеческой любовью к своей падчерице.
Будучи уверенным в том, что „Шмидт и Хантер Лтд“ руководили всеми органами власти, включая полицию, и контролировали все, что происходит в Ивергрине и его окрестностях, я на следующий день в сопровождении Бертона и трех его спутников поднялся на борт самолета, который направлялся во Франкфурт-на-Майне. Места были выбраны так, что Бертон сидел позади меня, два его человека — у меня по бокам, а третий — впереди. Я не сомневался, что при малейшей попытке сопротивления, меня пристрелят на месте. Конечно, было продумано заранее, чтобы их поведение в таком случае выглядело оправданным.
Из аэропорта меня повезли в гостиницу утопающего в садах городка Берген. Моими соседями по номеру оказались два немца. Вскоре я заметил, что эта парочка опекает меня на каждом шагу. Потом к ним добавился пучеглазый тип. Это ничтожество в ботинках с подошвами из микропорки казался моим тайным телохранителем. Иногда его заменяли кем-то другим, но где бы я не появлялся, везде витал злой дух Бертона. Знает Бог, старый Шмидт немало потратился ради счастья своей дочери.
Соблюдая формальности, я подыскал себе место, куда я должен был поступить на работу в начале мая. С рекомендацией Бертона в кармане устроиться на работу было сущим пустяком.
По ночам я тайно записывал все, что испытал за последнюю неделю. В маленьком ресторане я познакомился с преподавателем истории, имени которого я по известным причинам не хотел бы упоминать, так как давно уже понял: жизнь в Федеративной Республике Германия оказалась далеко не такой свободной, как мне представлялось вначале. Действительно, я был крайне наивен, считая, что все козыри у меня в руках, пока не занял место в самолете, Летевшем во Франкфурт.
Тем временем я с горечью убедился, что и тут „Шмидт и Хантер“ кое-что значат, и что Бертон на хорошем счету у здешней полиции.
Конечно, изменения возможны только после того, как удастся пробиться в высшие инстанции США и схватить тем самым быка за рога. Поэтому я должен найти возможность опубликовать свой доклад.
Это будет схваткой не на жизнь, а на смерть. Не только для меня и „Шмидта и Хантера Лтд“, но и для сотен, если не тысяч, может быть, даже миллионов других, кого коснется программа „Легиона свободы“.
А она выглядит так:
1. Создать в Техасе и Луизиане единый целостный экономический комплекс, универсальное предприятие, которое может послужить базисом для подчинения себе всей американской экономики.
2. Одновременно с этим завязать связи на других континентах, чтобы основать за рубежом ряд сильных экономических колоний.
3. Через занятия постов губернаторов (Брауну предоставляется Луизиана, Хантеру — Техас) захватить в обоих штатах абсолютную политическую власть.
4. По реализации этого выдвинуть Хантера кандидатом в президенты США от Техаса.
5. Затем заключить „унизительное“ соглашение о мирном сосуществовании с другими государствами и начать править уже окончательно объединенным миром.
Короче говоря, историк, о котором я упомянул выше, знавший международное положение гораздо лучше меня, дал мне совет попробовать передать мою рукопись „Вспышке“. Якобы там есть достаточно причин заинтересоваться моим сообщением и напечатать его в полном объеме.
Сегодня утром я отыскал редакцию этого журнала и все оказалось так, как предполагал мой советчик. Возможно, скоро появится мой доклад. Твердо решив завтра утром отправить рукопись в редакцию, я записываю теперь последние строки. Момент мне кажется подходящим. Завтра пасха. Едва ли Бертон что-нибудь заподозрит.
Тут мне на память приходят слова, которые шепнул мне Бертон в самолете незадолго до посадки во Франкфурте.
— Впрочем, Уиллинг, чуть не забыл: Меньшиков не доживет до триумфа свободы на своей родине. Сегодня утром он приказал долго жить. Едва ли вас это удивит, он всегда легкомысленно относился к своему здоровью. Пусть всем, кто предается той же пагубной страсти, его смерть послужит отрезвляющим примером и не покажется бессмысленной.
Вот так, убегая от американской банды, я возвратился в страну, которую три десятилетия назад покинули мои родители.
Разве не странный поворот судьбы?»
