Кеннеди и Марло в правлении «Зиппа».
— Что в отношении патрульной машины?
— Все еще дежурит перед домом.
Он поблагодарил и повесил трубку. Коуп разговаривал с каким-то дивизионом о взломе и ограблении квартиры, о котором сообщили несколько минут назад. Нацарапав на клочке бумаги «Я у Гарди» и сунув его под нос Коупу, он вышел из кабинета. Потом, передумав, вернулся за шляпой, которую надел на голову, уже направляясь по коридору в кабинет помощника комиссара.
Гарди был один и лишь усталое выражение его лица говорило, в каком напряжении он находится в последнее время.
— Хэлло, Красавчик, что еще стряслось?
Роджер объяснил.
— В этом деле нельзя предугадать, что тебя ожидает.
То, что фраза не была эмоционально окрашенной, придавало ей большее значение.
— Рэдлетт ничего не говорил, была ли квартира этой женщины пустой, когда он в нее проник?
— Он только и сообщил, что произвел тщательный осмотр, и я сомневаюсь, чтобы он не заметил, если там кто-то скрывался.
— Патрульные в машине не видели, чтоб кто-нибудь входил в парадный или черный ход особняка?
— Нет.
— Значит, кто-то прятался в какой-то другой квартире… Вы не догадываетесь, кто бы мог это сделать?
— Нет.
— Что вы хотите сказать?
— Я могу сделать только одно. Я самолично послал Рэдлетта забраться в эту квартиру, не спрашивая ни у кого совета, так что он не имеет права находиться там, и те люди, которые подстроили ловушку, прекрасно это знают. Мы можем проникнуть туда лишь совершенно официально под каким-то предлогом. Если же мы начнем действовать сгоряча, отправим сейчас туда людей произвести осмотр, у нас могут начаться серьезные неприятности.
Гарди, не мигая, смотрел на Веста.
— Мы могли бы получить ордер.
— На обыск квартиры Мюриэль Кеннеди? В то время, как ее папаша и какой-нибудь специалист-законник только и дожидаются возможности обрушиться на нас всеми статьями конституции. Нет, нет, если мы при этом не найдем инкриминирующих доказательств, они поднимут такой вопль, что вчерашние газеты на этом фоне покажутся нам ангельским пением.
— Куда вы клоните, Красавчик?
Эго был чисто риторический вопрос, потому что Гарди уже все понял.
— Я должен сам отыскать Рэдлетта.
— На вас обрушат не только статьи конституции, но и вообще весь свод законов.
— Пресса давно заклеймила меня «нарушителем спокойствия» в сговоре с головорезом Бирвитцем. Если мы с ним и нарвемся на неприятности, вас, в крайнем случае, можно отстранить от должности, ну а уж если случится самое худшее, уволить из полиции.
— Послушайте, Красавчик…
— Разве я не прав?
— Наверное, правы. Но мне не нравится…
— Я все это говорю вам только для того, чтобы вы знали, чего можно опасаться. Но официально вы ничего не знаете… — Помолчав, он добавил: — Вы можете сделать одну вещь?
— Какую?
— Установите наблюдение за всеми четырьмя квартирами, которые посетил Рэдлетт. Приставьте надежные хвосты ко всем подозреваемым лицам. Сконцентрируйте людей близ Натинг-бриджа на тот случай, если мне срочно понадобится помощь.
— Хорошо, — обещал Гарди.
— Спасибо.
Роджер помахал ему рукой и вышел из кабинета. С минуту он постоял за дверью, хмуря брови. Сердце у него громко стучало. Наверное, он сейчас переживал то же самое, что Бирвитц и Рэдлетт, хотя и взялся за это дело по собственной инициативе. Они тоже хотели заручиться официальной поддержкой, как и он, но Гарди был удивительно скуп на слова. Ему бы следовало запретить самодеятельность, добиться ордера на обыск, пустить расследование по обычным каналам.
Почему он так не поступил?
Роджер медленно пошел к своему кабинету, великолепно понимая, что испытывали другие, и как сильно ослабело взаимопонимание в Ярде. Что уж тут хитрить, правда заключалась в том, что он сомневался в Гарди, а тот мог точно так же сомневаться в нем.
