какие-то пятьдесят тысяч фунтов. Разве не так?
Мэннеринг сказал:
– Вы очень много говорите. У меня заболела голова. Но я все равно не верю ни одному вашему слову.
Смит пожал плечами.
– Дело ваше, – сказал он уже спокойнее. – Даю час на размышление. Если ответ будет отрицательный, мы возьмем у вас на всякий случай отпечатки пальцев и сообщим в полицию, что это вы взломали тайник, украли драгоценности и убили человека... Мне известно кое-что из вашей славной биографии и какую кличку вы носили... Граф, кажется, или Маркиз... А, да – Барон, вот как... Видно, не изменили своих старых привычек: красть и маскироваться... В Грейндж тоже пожаловали не в своем обличье... Так что подумайте, артист...
– Часа для него много, – сказал коренастый мужчина. – Куда его отвести? К той девке? Пускай полюбуются друг на дружку.
– Только привяжи как следует, – сказал Смит.
– Уж будьте уверены.
Смит потянулся к телефону, стал набирать номер. Казалось, он выбросил Мэннеринга из головы. И еще казалось, что он: уверен в своей полной победе.
Коренастый взял Мэннеринга за локоть и подтолкнул к двери.
– Завяжи ему руки сейчас, – сказал Смит.
Коренастый повиновался. Он вынул из кармана веревку и крепко, до боли, стянул Мэннерингу руки сзади – в локтях и в запястьях.
– Пошли!
Он подвел Мэннеринга к ближайшей двери по коридору, втолкнул в небольшую комнату. Там стояли кровать и софа. На кровати, привязанная к изголовью, полулежала Алисия Хилл. Если бы не расширенные от испуга глаза, выглядела она совсем неплохо дли узницы. Даже была одета в красивую пижаму, чем-то знакомую Мэннерингу. Но долго разглядывать сподвижницу по заключению ему не пришлось: страж грубо толкнул его на софу, уложил лицом вниз, обвязал еще одной веревкой так, что Мэннеринг не мог перевернуться. Удалось только слегка повернуть голову.
Дверь закрылась, щелкнул замок.
Мэннеринг окликнул девушку, попробовал заговорить с ней, она не отвечала ему. Опять ее одурманили наркотиками или просто боится говорить с незнакомым человеком? Она ведь не узнала его и может думать все, что угодно.
Он замолчал. Голова все еще болела... Настоящее вдруг придвинулось к нему, и никогда еще оно не казалось таким угрожающим.
Он крутил, вертел, дергал руками – все было напрасно: веревки еще больше впивались в руки.
Сколько он уже лежит здесь?.. Полчаса?.. Час?..
Минуты безжалостно отсчитывали время. Он был совершенно беспомощен... Может быть, он потерял сознание?..
Грубый толчок вывел его из оцепенения.
– Вставай! Идем!
Тот же страж отвязал его от софы, рывком поднял на ноги. Они вернулись в комнату, где Мэннеринг ранее уже выслушивал многословные речи Смита. Теперь рядом с шефом сидел Претт с автоматическим пистолетом в руках. Смит что-то шкал в тонком красивом блокноте, чуть высунув язык, как усердный ученик.
– Ну, теперь ваша очередь, – с угрозой сказал Претт вошедшему Мэннерингу.
Тот не ответил.
Смит отложил ручку и закрыл блокнот.
– Где жемчуг? – спросил он. – Вы вспомнили?
– Надо стереть краску с его лица и вообще немного подпортить физиономию, – сказал Претт. – Не знаю, зачем с ним чикаться?
– Чтобы он мог членораздельно сказать, где спрятал драгоценности, – пояснил Смит. – Но, клянусь, моему терпению приходит конец!
На столе задребезжал зуммер домофона. Претт вздрогнул, и злоба на его лице сменилась неприкрытым страхом.
– Кто еще там?
Коренастый спустился вниз, а те, кто остался, молчали, прислушиваясь.
Мэннеринг услыхал, как открылась входная дверь, донеслись глухие голоса и, чуть громче, голос коренастого:
– Говорят вам, он уехал!
Смит сказал Претту:
– Спустись, помоги ему... Вы кого-нибудь притащили с собой? – это он обратился к Мэннерингу.
– Конечно. Половину Лондона. Неужели я пойду к вам в гости один?
– Говори, кто там?
– Пока только таксист, с которым я приехал. Он ожидает меня, я не заплатил.
