«Художник» уже давно мочился под себя. Во рту настолько пересохло, что язык приклеился к нёбу.
Но он не двигался с места.
Внезапно «художник» понял, что, несмотря на всю профессиональную выучку и решимость бодрствовать, уснул. Пришлось сильно прикусить нижнюю губу — так, чтобы потекла кровь, а боль прояснила сознание. Он решил рискнуть и выбраться из своей берлоги. В противном случае легко можно было потерять сознание да так здесь и остаться.
Медленно и беззвучно он отодвигал камни в сторону. Руки затекли и не желали слушаться. Очень осторожно он выбрался наконец из гигантского могильника на свежий воздух. Но как глубоко он ни дышал, запах гниения, казалось, навечно въелся в легкие.
Ночное небо снова усеяли звезды. Медленно-медленно — в надежде, что никто не заметит его передвижения, — «художник» пополз к горному ручью. Там он окунул голову в бурный поток, и ледяная вода мгновенно прогнала остатки сонливости. Подобно преследуемому животному, художник внимательно огляделся по сторонам: не обнаружили ли его враги? Он сделал большой глоток из ручья. Еще один. И еще. От холода свело язык и заледенело горло, но зато он окончательно пришел в состояние боевой готовности.
Продолжая высматривать возможных преследователей, «художник» пошарил по карманам и вытащил то, что сохранилось от бисквитов, прихваченных накануне вечером. Желудок запротестовал, но нужно было восстановить силы, и он заставил себя проглотить пищу.
Фургоны скрылись в западном направлении. Его же путь лежал на юго-восток, навстречу следующему каравану, который появится на плато через две недели. Пригибаясь к земле, он двинулся вниз по течению горного потока.
И остановился.
Тела солдат и туземцев, вместе с которыми он отправился в путь, манили к себе. Как ни хотелось побыстрее убраться отсюда, он не мог уйти просто так. Он не сумел защитить караван, поэтому просто обязан разобраться и понять, как врагам удалось застать врасплох такой большой отряд.
С выражением мрачной решимости на лице «художник» развернулся и подошел к месту, где прошлой ночью стояли фургоны. Он держал наготове нож, ожидая, что в любой момент его могут атаковать враги. В лунном свете он увидел лежащие на земле продолговатые объекты, некоторые бледнее остальных.
Это были тела, с которых грабители сняли одежду. Большинство оказалось попорчено стервятниками. Волк оторвался от пожирания трупа, нутром почуял опасность, исходящую от «художника», и предпочел по-тихому скрыться.
Совсем скоро он все узнает. Готовый в любой момент отразить нападение, «художник» исследовал все восемьдесят тел кавалеристов и туземцев. Плюс тела двух своих товарищей — он обнаружил их на наблюдательных постах.
Восемьдесят два трупа.
Он предположил, что бандиты забрали с собой тела тех двоих, что пытались его убить, но даже в этом случае трупов должно было оказаться восемьдесят пять: включая одноногого старика, сморщенную старушку и маленькую девочку. Но тел этих троих «художник» нигде не видел.
Туги.
Но эта версия не имела смысла. Каким образом увечный старик, сгорбленная старуха и совсем еще ребенок могли бесшумно одолеть восемьдесят человек, половина которых — закаленные в боях солдаты?
Стараясь не замечать поднимающегося над залитой лунным светом равниной все более отчетливого запаха смерти, «художник» осматривал трупы и силился определить, что же убило всех этих людей. Но лишь в двух случаях причина смерти была очевидна: у обоих его товарищей на горле имелись характерные следы, свидетельствующие об удушении. Что же касается остальных, то — не считая того, что натворили волки и стервятники, — на их телах не было никаких повреждений.
Как такое возможно? Такое впечатление, что все восемьдесят человек просто уснули и больше не проснулись.
Уснули? Внезапно «художника» осенило. Он понял, что произошло в лагере. Чертов одноногий, засушенная старуха и девчонка отравили пищу, готовившуюся на ужин, — возможно, подсыпали отраву в котелки, в которых кипятили воду для чая. Они должны были быть мастерами в этом деле, потому что никто ничего не заметил. После того как яд сработал, был подан условный сигнал: тройной звон колокольчика. Остальные члены банды проникли на территорию лагеря и принялись собирать добычу. «Художнику» и двум его товарищам удалось избежать отравления по одной-единственной причине: они не стали дожидаться ужина, а запаслись бисквитами и, пользуясь царящей вокруг суетой, незаметно покинули место стоянки, чтобы занять удобные наблюдательные позиции.
Значит, яд.
Точно!
«Художник» отполз прочь от поля смерти. Потом согнулся в три погибели и пробежал таким манером несколько миль. Только тогда он почувствовал себя в относительной безопасности и выпрямился. К тому времени взошло солнце, и «художник» весь взмок от жары. Наконец он был вынужден сбавить скорость; съел на ходу несколько бисквитов и вскоре снова побежал. Иногда он останавливался, чтобы поспать, но недолго. Любой ценой необходимо было добраться до следующего опиумного каравана. Он не мог всецело полагаться на то, что туги и в следующий раз дождутся, когда караван достигнет плато. Бандиты вполне способны сменить тактику и совершить нападение раньше.
