— Не быстро, — возразил отец. — Это все остальные говорят медленно. Я просто вязну в их речах и страстно желаю, чтобы они побыстрее облекали мысли в слова. Ммм, констебль Беккер, не хотелось бы, чтобы вы сочли это за дерзость, но у вас левая штанина ниже колена в крови.
 — В крови? — Констебль взглянул на ногу. — Да. Наверное, разошелся один из швов.
 — Что с вами случилось?
 — Прошлой ночью на меня напали две свиньи.
 Теперь уже отец казался сбитым с толку.
 Миссис Уорден протиснулась в дверь и поставила на стол поднос с чашками, чайником и тарелочкой с бисквитами. Разлила чай, но не вышла из комнаты, а встала в сторонке.
 — Благодарю вас.
 Тоном, каким это было сказано, инспектор Райан дал понять, что экономка может удалиться.
 Разочарованная миссис Уорден отправилась на кухню, где, несомненно, продолжила подслушивать.
 — Итак, вы говорили об убийствах, — произнес отец.
 — Да, — кивнул инспектор. — Это произошло вчера вечером недалеко от Рэтклифф-хайвей.
 Голубые глаза отца сузились.
 — Сколько убитых?
 — Пятеро. Трое взрослых и двое детей.
 — Господи, — вздохнул отец, с сокрушенным видом полез в левый внутренний карман пальто, вытащил фляжку и налил рубиновую жидкость в чайную чашку.
 — Что вы делаете? — спросил Райан.
 — Принимаю лекарство.
 — Лекарство? А что же разливают во фляжки? Алкоголь?
 — Нет. То есть да, в некотором роде. Нет.
 — Только не говорите, что это лауданум.
 — Я вам уже сказал: я принимаю лекарство. У меня жуткие лицевые боли, и лауданум — единственное средство, которое может их облегчить.
 — Лицевые боли?
 — А также расстройство желудка, — добавил отец и сделал большой глоток. — Еще с юношеских времен.
 — Но вы выпили не меньше унции, — ужаснулся констебль.
 Отец отхлебнул еще рубиновой жидкости.
 — Остановитесь. — Констебль потянулся к чашке. — Боже мой, вы что, пытаетесь убить себя?
 Отец подтащил чашку поближе к себе, чтобы Беккер не смог ее забрать.
 — Убить? — Пот на его лбу стал более заметным и помутнел. — Что за странная мысль? — Он повернулся к инспектору Райану. — Смотрю, у вас есть моя последняя книга.
 — «Убийство как одно из изящных искусств», — сказал инспектор.
 Отец снова отпил из чашки.
 — Да, так называется мое эссе.
 Беккер посмотрел на меня.
 — Мисс Де Квинси, может быть, вам угодно пройти на кухню и присоединиться к экономке или же отправиться в свою комнату? 
 — А почему это должно быть мне угодно?
 — Боюсь, наши разговоры могут вас расстроить.
 — Я читала работу отца и знаю, о чем в ней говорится.
 — Все равно — те факты, которые нам необходимо обсудить, вас, возможно, шокируют.
 — Если увижу, что для меня это чересчур, я уйду, — объявила я констеблю.
 В гостиной наступила тишина. Инспектор и констебль несколько секунд молча глядели друг на друга, словно решали, как поступить дальше.
 — Ну хорошо, раз вы так настаиваете, что хотите остаться, я начну, — сказал Райан. — В декабре тысяча восемьсот одиннадцатого года в районе Рэтклифф-хайвей Джон Уильямс вошел перед самым закрытием в одежную лавку. При помощи молотка с инициалами Дж. П. он размозжил голову