Постанывая, держась за пах, Малькольм неуклюже поднялся поднялся, подтянув колени к животу. Он немного отдышался, уронив голову на колени, пока наконец не смог снова заговорить.
— Ты не понимаешь, да? — он говорил вполголоса, не поднимая головы. — Ты не видел того, что видел я. И... и не делал того, что приходилось делать мне.
— Ты о чем?
— Об... об убийствах. Нет, не в бою. Не в честном бою, лицом к лицу. Крестьяне. Женщины...
Грей увидел, как массивное горло Стаббса дернулось — он сглотнул.
— Я... мы... это тянется месяцами. Мы разоряем страну, жжем усадьбы, деревни...
Он тяжело вздохнул, его широкие плечи поникли.
— Солдаты, те не против. Половина из них с самого начала были грубыми скотами...
Он перевел дыхание.
— Им... им ничего не стоит пристрелить человека на пороге его собственного дома и овладеть его женой рядом с его трупом.
Он сглотнул снова.
— За скальпы платит не только Монкальм, — вполголоса сказал он. Грей не мог не расслышать, что голос у него срывается от боли и это была не физическая боль.
— Такое видел любой солдат, Малькольм, — сказал он почти мягко, немного помолчав. — Но ты же офицер. Твой долг — держать их в узде.
«Но это далеко не всегда возможно, кому и знать, как не тебе!» — подумал он.
— Знаю... ответил Малькольм и разрыдался. — Я не сумел!
Грей ждал, пока он всхлипывал и шмыгал носом. Грей чувствовал себя все более глупо и неловко. Наконец широкие плечи вздрогнули и опустились в последний раз.
Через некоторое время Малькольм сказал почти ровным тоном:
— Все ищут выход, так или иначе, верно? И выходов этих не так много. Выпивка, карты либо женщины.
Он поднял голову, подвинулся и сел поудобнее, слегка поморщившись.
— Тебя-то женщины особо не интересуют, верно? — добавил он, глядя на Грея.
Грей ощутил противную пустоту в животе, но вовремя осознал, что Малькольм говорит об этом как о чем-то само собой разумеющемся.
— Нет, — ответил он, переводя дыхание. — Я больше по части выпивки.
Малькольм кивнул и вытер нос рукавом.
— А мне выпивка не помогает, — признался он. Я пью, пока не усну, но ничего не забываю. И мне... мне это во сне потом спится. А насчет шлюх — я... ну, в общем, не хотелось бы подцепить заразу какую-нибудь, а то, не дай бог... Оливия, сам понимаешь, пробормотал он, потупившись. — В карты мне не везет, сказал он, прокашлявшись. — Но когда я сплю рядом с женщиной, тогда я могу спать спокойно.
Грей привалился к стене. Он чувствовал себя так, словно его самого избили, как Малькольма Стаббса. Яркие листья порхали на ветру, кружились в воздухе, опускались в грязь...
— Ладно, — сказал он наконец. — И что же ты собираешься делать?
— Не знаю, — ответил Стаббс равнодушным, безнадежным тоном. — Что-нибудь придумаю, наверно.
Грей нагнулся и протянул ему руку. Стаббс осторожно поднялся на ноги, кивнул Грею и заковылял к выходу из переулка, согнувшись и держась за низ живота, как будто у него вот-вот кишки вывалятся. Но на полпути остановился и обернулся через плечо.
Лицо у него было встревоженное и смущенное.
— А можно я все-таки... того... портрет-то заберу? Они ведь мои все-таки, Оливия и... и мой сын.
Грей испустил такой глубокий вздох, что он, казалось, проник до самого мозга костей. Ему казалось, будто он постарел сразу на тысячу лет.
Ну да, они твои, — сказал он и, порывшись в кармане, достал медальон и бережно опустил его в карман Стаббса. — Ты не забывай об этом, ладно?
Через два дня пришел конвой кораблей с войсками под командой адмирала Холмса. Город наводнили люди, алчущие нормального, не просоленного насквозь мяса, свежевыпеченного хлеба, выпивки и женщин. А на квартиру Грея явился курьер и передал ему пакет от брата и поклон от адмирала.
Пакет был невелик, но упакован на совесть: завернут в клеенку и перевязан шпагатом, а узел на шпагате был запечатан сургучом с печатью брата. Это было совершенно не похоже на Хэла: обычно его письма представляли собой наспех нацарапанные записки, составленные таким образом, чтобы передать суть минимальным количеством слов. Как правило, он не трудился даже подписывать их, не говоря уже о том, чтобы запечатывать.
Тому Берду этот пакет тоже чем-то не понравился: он отложил его в сторону, отдельно от прочей почты, да еще и придавил сверху большой бутылкой бренди, как будто боялся, что он сбежит. А возможно, Том подозревал, что бренди понадобится Грею, чтобы восстановить силы после изнурительного чтения письма длиннее одной страницы.
