ублюдков, пока они не засекли присутствие мирных жителей, которых можно убить. И надо сделать это так, чтобы они не успели ничего сообщить на базу».
Ему это не нравилось. Ему все это не нравилось. Но выбора все равно не было, и с помощью Кантакузин мастер-сержант расспросил всех, кто видел шонгайрийцев в действии, собирая по крупицам информацию о тактике инопланетян.
Было совершенно очевидно, что крупные воинские части либо отряды, вооруженные тяжелой техникой, настигает внезапная смерть. Мастер-сержант предполагал, что, возможно, иногда это случалось из-за того, что танкисты внутри своих машин не «слышали» приближение беспилотных разведчиков инопланетян. А Трумэн и Шерман полагали, что шонгайрийские датчики сделаны с расчетом на нахождение механизированных частей или, как минимум, оружия с сильным тепловым излучением, и это было одной из причин, по которой мастер-сержант избавился от всех раций.
Кроме того, похоже было, что за перемещением пехотных патрулей сверху следят меньше, чем за этими их летающими танками или автоколоннами. А еще после нескольких стычек с пехотой инопланетян стало очевидно, что захватчики не имеют системы связи, выходящей за пределы конкретного подразделения. Мастер-сержант был совершенно уверен, что если бы у них была такая система связи, к нынешнему моменту хотя бы один из патрулей, па которые они нападали, да успел бы вызвать на их головы кинетический удар.
«Вот потому-то надо действовать быстро и уничтожить их машины первым ударом... и позаботиться, чтобы ни один гад с переносной рацией не прожил настолько долго, чтобы успеть ею воспользоваться».
Похоже, инопланетяне начали обустраиваться на этом месте. Очевидно, они понятия не имели о присутствии Бачевски или его людей, что вполне устраивало мастер-сержанта.
«Ну давайте, — мрачно подумал он. — Устраивайтесь поудобнее. Ложитесь баиньки. У меня тут под рукой отличная снотворная пилюля для вас. Весит почти пять...»
— Прощу прощения, мастер-сержант, но разумно ли это?
Стивен Бачевски дернулся, словно от удара тока, и резко развернулся в ту сторону, откуда раздался заданный шепотом вопрос.
Этот вопрос задал буквально ему в ухо, по-английски, практически без акцента... голос, который Бачевски слышал впервые в жизни.
— А может, вы, черт подери, просто скажете, кто вы такой и откуда взялись? — раздраженно спросил Бачевски десять минут спустя.
Мастер-сержант стоял лицом к лицу с каким-то незнакомцем и двух сотнях метров от лагеря шонгайрийцев и сожалел о скверном освещении. Правда, искушения чиркнуть спичкой у него все-таки не возникало.
Чужак был довольно высоким для румына, но все-таки изрядно уступал в росте мастер-сержанту. У него был острый нос, большие, глубоко посаженные зеленые глаза и темные волосы. Вот и все, что мог сказать о нем Бачевски, не считая того факта, что в улыбке незнакомца, похоже, сквозило легкое веселье.
— Прошу прощения, произнес незнакомец. — Я совершенно не хотел... встревожить вас, мастер-сержант. Однако же мне известно нечто, чего вы не знаете. Во-он в той стороне, примерно в километре отсюда, стоит второй их патруль.
Он указал в сторону узкой дороги, по которой пришли шонгайрийцы, и Бачевски пробрал озноб.
— Откуда вы это знаете?
— Я со своими людьми наблюдаю за ними, — объяснил незнакомец. — Мм уже встречались с подобным боевым порядком — они его ввели примерно с неделю назад. Полагаю, они экспериментируют с новой тактикой, посылают сдвоенные отряды пехоты, чтобы те могли поддержать друг дружку.
— Черт подери! Я надеялся, что они не додумаются до этого так скоро, ругнулся Бачевски. — Похоже, они все-таки сообразительнее, чем можно было подумать по их первоначальной тактике.
— Я не знаю, мастер-сержант, насколько они смышленые. Но я подозреваю, что, если вы нападете на этот патруль, второй быстренько вызовет мощную поддержку.
— Ровно это они и сделают, — согласился Бачевски, потом нахмурился. — Не то чтобы я не был вам признателен за предупреждение или еще чего, — произнес он, — но вы до сих пор так и не сказали мне, кто вы такой и откуда здесь взялись.
— Несомненно, — на этот раз веселье в голосе румына было совершенно явным, — было бы куда резоннее спросить мне, что американский морской пехотинец делает в сердце Валахии.
У Бачевски на скулах заиграли желваки, но незнакомец коротко рассмеялся и качнул головой.
— Извините, мастер-сержант. Мое чувство юмора давно уже считается сомнительным. Меня зовут Бесараб. Мирча Бесараб. И я пришел из окрестностей озера Видару, это километрах в пятидесяти-шестидесяти к северу отсюда. Мы с моими людьми занимаемся тем же самым, чем, как я полагаю, и вы — пытаетесь уберечь моих соотечественников от этих шонгайрийских ублюдков. — Мирча скривился. — Защищать мирных жителей от иноземных захватчиков — это, увы, нечто вроде национальной традиции здешних мест.
— Ясно... — протянул Бачевски и увидел сверкнувшую в сумерках белозубую усмешку.
— Не сомневаюсь, мастер-сержант. И да, я также не сомневаюсь, что жители деревни, которых взяли под защиту мы, в состоянии принять к себе
