— На то должны быть какие-то причины, мой Стивен, — произнес Бесараб. — И я боюсь, они нам в любом случае не понравятся.
— Мирча, мне не понравилась ни одна вещь, которую эти ублюдки сделали с самого первого дня, черт подери!
Бесараб приподнял бровь, и Бачевски и сам немного удивился той острой, как клинок, ненависти, что сделала хриплым его голос. Иногда эта ненависть застигала его врасплох. Когда воспоминание о Триш и девочках снова выныривало из глубины, оскалив клыки, чтобы напомнить ему о потере, боли и терзаниях.
«Ну как тут не озвереть, если самое лучшее, что я могу придумать — так это что люди, которых я любил, быть может, умерли, не успев осознать, что умирают?»
— Мне они тоже любви не внушили, — сказал, немного помолчав, Бесараб. — На самом деле, это было... трудно — помнить, что нам нельзя принять бой с ними.
Бачевски понимающе кивнул. Бесараб с самого начала ясно дал понять, что лучший способ защитить мирных жителей, за которых они отвечают, — это избегать всяческих контактов с врагом, залечь на дно. И он был прав. Однако же это не могло изменить основного, прирожденного свойства его характера, — такого же, как и у Бачевски, стремления идти навстречу угрозе. Стремления отыскать и уничтожить врага, а не прятаться от него.
Но это шло под заголовком «Плохие идеи». Гонцы Бесараба установили связь с еще несколькими небольшими анклавами на юге Румынии и на севере Болгарии, и в настоящий момент эти анклавы волновало, как им обороняться не только от шонгайрийцев, но и от людей. После первоначальных бомбардировок и беспорядочных боев первых недель захватчики явно решили отступить с враждебно настроенных балканских земель и заняться захватом более равнинных областей планеты. Наверняка в этом никто не был уверен, поскольку всепланетная сеть связи рухнула, но это казалось разумным. Как указал «мозговой трест» и лице Трумэн и Шерман, почти наверняка грузоподъемное и любой межзвездной экспедиции ограничена, в том числе и в том, что касается перевозки личного состава, потому имеет смысл не растягивать позиции сверх необходимого, забираясь в горы над нищими, малоплодородными горными долинами.
Люди-беженцы представляли собой угрозу совсем иного рода, и Бачевски был счастлив, что им не приходится иметь с нею де на... пока что. Голод, неблагоприятные погодные условия и болезни убили самое меньшее половину мирных жителей, бежавших из своих домов, а те, кто остался, с приближением зимы делались от отчаяния все более безрассудны. Некоторым анклавам уже приходилось сражаться, зачастую безжалостно, со своими же соплеменниками, чтобы сохранить запасы, необходимые им самим для выживания.
То, что инопланетяне вынудили людей убивать друг друга ради выживания, сильнее всего возбуждало в Стивене Бачевски ненависть.
— Я был бы просто без памяти счастлив, если бы можно было пойти отпинать их по тощим задницам, — сказал он Бесарабу. — Но пока они не суют рыла в наш район...
Мастер-сержант пожал плечами, и Бесараб кивнул. А потом негромко рассмеялся.
— Что такое? — поинтересовался Бачевски, приподняв бровь.
— Да просто мы с тобой настолько похожи! — Бесараб качнул головой. Отрицай, если хочешь, мой Стивен, но в душе ты славянин!
— Я? В душе? Бачевски рассмеялся, посмотрев на свои черные как смоль руки. — Я же уже тебе говорил! Если кто-то из моих предков и бывал в Европе, он туда попал из Африки, а не из степей!
— А! — Бесараб погрозил ему пальцем. — Это ты так говоришь, но я-то знаю! Бачевски! Это что — африканская фамилия?
— Нет, это, должно быть, фамилия хозяина моего пра-пра-пра-деда или пра-пра-прабабки.
— Чепуха! Славяне в Америке девятнадцатого века были слишком бедны, чтобы владеть кем бы то ни было! Нет, нет. Уж поверь мне это в крови. Где-то среди твоих предков был — как вы там, американцы, выражаетесь? — славянин в стоге сена!
Бачевски снова рассмеялся. Он и вправду снова научился смеяться по крайней мере иногда, — и они с Бесарабом уже и раньше говорили на эту тему. Но затем лицо румына посерьезнело, и он, перегнувшись через стол, коснулся руки Бачевски.
— Где бы ты ни родился, мой Стивен, — негромко произнес он, — теперь ты валах. Ты это заслужил.
Бачевски отмахнулся, но не мог отрицать, что на душе у него потеплело. Он знал, что Бесараб говорит совершенно искренне, так же как и знал, что заслужил место его заместителя, обучая местных сельчан и наводя дисциплину. Бесараб как-то ухитрился запасти впечатляющее количество стрелкового оружия и пехотного оружия поддержки, но как бы смертоносны ни были Таке Братиану и прочие члены изначальной группы Бесараба сами по себе, совершенно ясно было, что никто из них понятия не имел, как следует обучать штатских. Стивен Бачевски же, напротив, много лет обучал изнеженных штатских американцев, делая из них морских пехотинцев. По сравнению с этим обучение выносливых, закаленных горами румынских крестьян был просто плевым делом.
«Я просто надеюсь, что никому из них это обучение не пригодится», — подумал мастер-сержант и снова помрачнел.
Ибо это снова вернуло их к изначальной теме разговора.
— Мне это не нравится, Мирча, — повторил он. — У них нет совершенно никаких причин устраивать базу и этих гребаных горах. Разве что произошло что-то такое, о чем мы с гобой не знаем.
— Согласен, согласен, — кивнул Бесараб, снова поиграл запиской, потом пожал плечами. — Рано или поздно они пойдут на какую-то форму
