на бреющем полете так быстро, словно за ним черти по пятам гнались. Девушка прикрыла глаза ладонью, защищая их от яркого зимнего солнца, и увидела Р-51 — атакующего орла, неизмеримо более изящного и проворного, чем громоздкие учебные самолеты. Ну да, учебные самолеты делали такими намеренно: пилоту гораздо легче учиться исправлять ошибки на скорости сто миль в час, а не на трех сотнях. Но Эм невольно задумалась: а каково это — взаправду летать? Она твердо намеревалась когда-нибудь сесть за руль такой птички, хотя пока что и не представляла, как это может произойти. Но она непременно узнает, каково распоряжаться полутора тысячами лошадиных сил.
Будь она мужчиной, ее обучение не ограничилось бы полетами на маленьких одномоторных учебных самолетах, которые летчицы ВАСП перегоняли с одного аэродрома на другой, а ведущими в этих полетах были мужчины, которых потом переводили на истребители или бомбардировщики, а затем отправляли в бой. Будь она мужчиной, она уже летала бы на более крупных, скоростных и сложных в управлении самолетах. А затем отправилась бы за океан, чтобы испытать их в деле.
Как и сказала Дженн, на гудронной взлетной дорожке стоял В-26, и двое механиков наполняли его бензобаки горючим. Вероятно, он приземлился дозаправиться. А значит, у нее не будет другой возможности переговорить с пилотами. Девушка направилась к оперативному центру. Дверь в комнату для инструктажа была закрыта, но Эм услышала доносящиеся изнутри приглушенные голоса. Не удержавшись, девушка прижала ухо к двери и прислушалась, но разговор был рутинный. Бомбардировщик направлялся в Ньюарк, чтобы оттуда отправиться за море, а пилот был инструктором, только что вернувшимся с фронта.
Эм уселась в стоявшее в коридоре кресло и стала ждать. Полтора часа спустя дверь отворилась. На пороге показались два типичных летчика: кожаные крутки, торчащие из кармана солнечные очки, форма цвета хаки, коротко подстриженные волосы и голливудские лица. На плечах лейтенантские погоны.
Эм встала по стойке «смирно», и мужчины удивленно посмотрели на нее. Эн не дала им времени поразмыслить, что с ней делать.
— Извините за беспокойство. Я — Эмилия Андерсон, из здешней эскадрильи ВАСП. Мне сказали, будто вы сегодня утром вылетели из Ромулуса. Можно вас кое о чем спросить?
Более высокий летчик бочком отступил к выходу.
— Прошу прощения, мне нужно проверить... кое-что, — торопливо и не слишком искренне извинился он.
Оставшийся пилот выглядел еще более встревоженным и, похоже, готов был последовать примеру приятеля.
— Пожалуйста, на минутку, я вас больше не задержу, — произнесла Эм, злясь на себя за то, что ее голос звучит умоляюще. Ей следовало бы очаровать его.
Вид у летчика сделался еще более настороженным. Он нахмурился и поджал губы, и Эм всерьез испугалась, что ей не удастся его разговорить. Летчик поколебался, явно ведя какой-то внутренний спор, потом смягчился.
— Чем могу помочь, мисс Андерсон?
Эм перевела дух.
— Я пытаюсь хоть что-то узнать про авиакатастрофу, которая случилась под Ромулусом три дня назад с самолетом ВАСП. Пилотом была Мэри Кин. Сэр, она была моей подругой, и мы — я и другие летчицы, — мы просто хотим знать, что случилось. Нам никто ничего не говорит.
Летчик мог бы просто заявить, что ничего не знает, покачать головой и уйти, и Эм ничего не смогла бы сделать, и ее беспокойство все равно не сделалось бы сильнее, чем сейчас. Но пилот заколебался. Он принялся нервно мять в руках низ куртки и взглянул на дверь. Он знал. Знал что-то ужасное и не хотел об этом говорить.
Эм поднажала.
— Вы же сами знаете, каково это, когда что-то случается с вашим товарищем, а вам ничего не говорят.
Летчик покачал головой, пряча глаза.
— Мне не следует рассказывать вам об этом.
— Но почему? Потому, что это дело засекретили? Или потому, что я женщина и вы считаете, что я не смогу с этим совладать?
Лейтенант снова поджал губы. Он побывал на фронте и, быть может, встречался лицом к лицу с врагами, но, похоже, готов был спасовать перед ней.
— Это было столкновение, — в конце концов произнес он.
Эм обдумала множество вариантов, от погоды до какой-то поломки. Она даже готова была допустить, скрепя сердце, что Мэри допустила какую-то ошибку. Во время полета много чего может произойти. Но чтобы столкновение?
— Не может быть. У Мэри было почти тысячу часов налета, она была слишком опытной для этого.
У летчика на лице появилось характерное покровительственное выражение, с которым многие пилоты-мужчины взирали на летчиц — как будто Эм просто не могла иметь никакого понятия о том, о чем говорит.
— Я же говорил, что мне не следует ничего рассказывать.
— С кем она столкнулась? Чья была вина — второго пилота? Что они делали, когда столкнулись? Вы это видели?
