поводья, хлестали коней ременными плетями по мордам и ругались, а истосковавшиеся лошади толкались и вскидывали головы.
«Татары ездят быстро, и лошади у них хорошие, — подумал казак. — Доржа, должно быть, заставил их изрядно за собою погоняться».
Он мысленно добавил несколько зарубок на память к тому живейшему уважению, которое начал вызывать у него пришелец с востока.
«Хоть он и без бороды, а не сопляк, однако!»
Ногайцы прошли по следу Сергея с Доржей ровно столько, чтобы убедиться, что те не собираются навестить колодец, а потом направились прямиком туда. Два товарища, сведенных вместе волей случая, галопом проскакали три километра на запад, затем сделали петлю, свернули по оврагу на север и вернулись обратно, держась в стороне от своего напоказ оставленного следа.
Татары считали, что их добыча продолжает удирать на запад сломя голову. Они намеревались напоить лошадей, а потом уже возобновить погоню и поднажать как следует, чтобы те, кого они преследуют, загнали коней — лошади, страдающие от жажды, умирают быстрее. Но, несмотря на то что они считали себя в безопасности, всадники Ногайской орды были опытными воинами. Двое из них остались в седлах и внимательно поглядывали по сторонам, держа луки наготове, пока остальные их соплеменники сняли с колодца крышку, сделанную из массивных брусьев, размотали арканы, спустили в колодец кожаные ведра и проворно вытащили их уже с водой.
Сергей по пути натянул свою косоворотку, а поверх нее — кожаный жилет, в который были вшиты старинные пластины из нержавеющей стали. Это было дедушкино наследство, как и круглый красноармейский шлем, прикрывающий теперь бритую голову казака. Сергей оглянулся на Доржу и постучал по луку, потом поднял два пальца и повел рукой, указывая на татар-часовых.
«Мне того, который севернее, твой — который южнее. А потом — скольких успеем».
Калмык решительно кивнул, не высовываясь из-за четырехфутового основания разрушенной стены. Сергей извлек из колчана три стрелы, выбрав охотничьи, с широкими треугольными наконечниками, поскольку ни на ком из татар вроде бы не было доспехов. Одну стрелу он наложил на тетиву, а две осторожно воткнул в землю. Доржа последовал его примеру. Его стрелы были с черным оперением, как было принято у кочевников; казак предпочитал использовать дорогие павлиньи перья — их привозили из Крыма, — хотя некоторые друзья дразнили его за щегольство.
Сергей с Доржей вскочили на ноги — одновременно, как будто не один год тренировались вместе, — одинаковым движением натянули луки и спустили тетивы.
— Ура! — закричал Сергей.
Доржа просто завизжал, пронзительно и торжествующе — больше всего этот звук напоминал скрежет напильника по металлу.
Щелчки тетивы по кожаным наручам прозвучали почти одновременно, так же как и глухие удары стрел, достигших цели. На расстоянии в десять метров стрела из мощного лука — из рога и сухожилий, такими пользовались всадники, — разила быстрее молнии. Гагарин, в которого целился Сергей, полетел назад, на круп своего коня, с двумя красными всплесками — стрела вонзилась в его грудь и, не замедлив движения, вышла из спины. Второй часовой получил от Доржи стрелу под мышку — она вошла по самое оперение; татарин рухнул, вопя и молотя ногами.
Сергей потянулся за второй стрелой. Доржа выстрелил прежде, чем казак успел натянуть тетиву, и один из спешившихся татар недоверчиво уставился на торчащее из живота древко — а потом опрокинулся навзничь, так и не выпустив из рук ведра. Длинная кожаная веревка ухнула в колодец следом за ним, и снизу донесся вопль, а потом громкий всплеск — человек ушел в воду вниз головой.
— Еще четыре! — крикнул Сергей.
Но тут ногайцы заорали в ответ и попрыгали в седла. Сергей быстро пригнулся — над головой свистнули стрелы. Татары погнали лошадей к стене со свирепыми воинскими кличами:
— Гур! Гур! Гур!
И грохот копыт. Сергей громко расхохотался; они с Доржей развернулись и побежали, перескочив через более низкую заднюю стену разрушенного здания и резко свернув влево, в щель между более высокой грудой камней и большим дубом.
— Эти неверные свиньи не слезают с лошадей, даже чтоб поссать!
На это казак и рассчитывал. Первый татарин, продемонстрировав редкостное искусство верховой езды, перемахнул через стену, через которую только что перепрыгнули Сергей с Доржей, и еще в полете выстрелил. Сергей с воплем уклонился, когда стрела свистнула над его левым ухом, и нырнул наземь. Доржа приземлился рядом и зашарил по земле. Достигший прохода татарин слегка натянул поводья, дожидаясь сотоварищей, потом снова двинулся вперед, занося копье.
— Тяни! — заорал Сергей.
— Да тяну, тупой бык! — прохрипел Доржа.
Их связанные вместе арканы взвились из пыли; один конец был надежно закреплен за дуб, второй — прихвачен за выступ источенной непогодой кирпичной стены. Они уперлись изо всех сил и откачнулись назад, но, даже притормозив об выступ, веревка бешено рванулась из мозолистых ладоней казака, когда первые две лошади налетели на нее. Одна из них кувыркнулась, сделав полное сальто, и рухнула на своего всадника, как кухаркин деревянный молоток на свиную отбивную. Вторая поскользнулась, и всадник перелетел через ее голову. Лошади, скакавшие позади, вздыбились и замолотили в воздухе ногами; их ржание перекрывало крики их всадников, пытающихся обогнуть мешанину человеческих и конских тел.
