электрическим проводам, таскали воду. Мы тут строим общество людей, чтобы захватить Землю после того, как Война наконец кончится. Сейчас наша цель — выжить, а для этого нам нужно добывать пищу, воду, электричество, одежду и снаряжение, захватывая по ночам команды чистильщиков. Мы ходим к траншеям и берем то, в чем нуждаемся. Пусть лучше послужит нам, чем для убийства. Нас в этом секторе 5600 человек. Вдоль всего Западного фронта нас около полумиллиона, и мы ждем своего часа и начала Нового Мира братства. Мы — первые вестники его, бывшие солдаты, которые живут мирно, имея единый язык и единую цель, которых не устрашила сама Война, мы — живая альтернатива национализму и фанатизму. Представьте себе, что будет в тот день, когда мы выйдем отсюда.
Томми протянул ему руку, бывший капитан ее пожал.
Приятно встретить настоящего идеалиста, — сказал Томми. — Многие ведь не...
— Вот увидите, — перебил его бывший капитан. — У нас тут много работы, а добывая котелок с бобами, можно забыть о главной цели. Война была устроена для нас, только не для тех, для кого надо. Для тех, кто сражается, для тех, кто все еще верит в Войну. Не сделайте ошибки — предупредил он. — Гансы — не враги. Англичане — не враги. Ваши бывшие командиры и Штаб — не враги. Враг сама Война. Ее поддерживают страхи тех, кто сражается. Это машина, которая превращает людей в воспоминания.
Всякую болезнь, самострел или несчастный случай обе стороны называют «убылью» — perdajo, — то есть эти смерти не внесли никакого вклада в войну, не принесли ни одной вражеской смерти.
Человек на Войне сточки зрения Войны — расходуется впустую. Война думает за Генеральный Штаб. За эти три года у них не было ни одной идеи, которая не принадлежала бы Войне.
Так что у нас есть преимущество. Одна-единственная осветительная ракета, которую никто не ожидал, дала такой результат, как будто в нашем распоряжении была батарея крупповских гаубиц. Война обеспечивает нам гаубицы — как и тем, кто сражается в ней.
Нет нужды говорить вам, что я тут вроде уэллсовского странствующего артиллериста из «Войны миров». Здесь каждый должен прекратить думать как комбатант и начать думать как гражданин Ниниесландо. Что мы можем сделать, чтобы отобрать у Войны руль? Что мы планируем, чтобы улучшить мир, в то время как Война заставляет его резать горло самому себе? Мы здесь для того, чтобы придать этому немного смысла — остановить длань Войны. Когда человечество поймет, что Война — это и есть его враг, оно сможет присоединиться к нам ради прекрасного будущего. Заменгоф был прав, эсперанто — путь к новому миру!
Прощаясь, он сказал:
— Удачи, новый гражданин Ниниесландо...
Несколько недель спустя они направлялись к французскому складу, чтобы взять там припасы для Ниниесландо а уж там повар сделает из них кое-что повкуснее, чем могут додуматься французы. На них было надето кое-что из французской формы — в такое время никто не обращал на это особенного внимания, был бы цвет подходящий. На Томми была французская каска, привязанная за подбородочный ремень к поясу, в той манере, какой щеголяют французские рабочие.
Они заняли свое место среди ожидающих. Очередь продвигалась минута за минутой, пока не пришла их очередь грузиться.
— Никакой брюквы, — сказал их сержант, который воевал под Верденом.
— Ну конечно, — отозвался сержант-снабженец. — Как заказывали.
И показал грубый жест.
Они взяли свои сухие пайки и мешки и вместе с прочими носильщиками пошли обратно к своим окопам. Ход сообщения постепенно углублялся, стены рва становились все выше, пока они шли по настилу. Впереди слышался отзвук шагов. Тот же звук следовал за ними.
Где-то в поперечной траншее между первой и второй линиями они просто исчезли вместе со всей своей ношей, свернув в очередной ход сообщения.
Они принесли добычу в ярко освещенную электрическим светом кухню под первой линией.
— О, отлично! — сказал повар и заглянул в мешок. — Брюква!
Томми стоял на посту подслушивания вместе с одним бывшим немецким лейтенантом.
— Много разговоров сегодня, — сказал тот. — Они не много замечают, когда мы говорим с другими секторами в последнее время.
— Конечно, — сказал Томми. Противники подключаются к линиям связи друг друга, чтобы добыть информацию. А слышат они не только противника. Но и нас.
— И что они с этим делают? — спросил бывший немец.
— Пытаются понять, на каком это языке. Наши точно были озадачены.
— Они думают, что это какой-то балканский язык, — сказал бывший немец. — А наши думают, что это валлийский или баскский. Ты когда-нибудь подслушивал?
