— Я собиралась пригласить тебя на пикник, — сказала она. — На озеро. Вечером. Жареные сосиски, целых три ящика пива. Но я тебя не приглашу, если не скажешь, как меня зовут.
Том с улыбкой глядел на нее, стараясь выиграть время. На сиденье рядом с ней он увидел белый купальник.
— Мне просто хотелось тебя подразнить, Этель, — сказал он. У Этель был белый купальник, а у Эдны синий. — Я тебя сразу узнал.
— Налей мне три галлона за то, что правильно угадал.
— Я не угадал, а знал с самого начала. Ты мне запомнилась.
— Еще бы. — Этель огляделась вокруг и сморщила носик: — Как можно работать в этом жутком месте? Такой парень, как ты, мог бы найти что- нибудь получше. Например, где-нибудь в конторе.
Когда они познакомились, Томас сказал, что ему уже девятнадцать и он окончил среднюю школу.
— Мне здесь нравится. Я люблю работу на воздухе. А сейчас уезжай поскорее, пока не пришел дядя и не потребовал от меня твой талон на бензин.
— Где мы сегодня встретимся? — спросила Этель, включая мотор.
— У библиотеки в восемь тридцать. Тебя устраивает?
— Ладно, в восемь тридцать, красавчик. Я весь день буду загорать, думать о тебе и вздыхать. — И, помахав ему рукой, она уехала.
Томас снова уселся в тени на расшатанный стул и достал второй бутерброд. На нем лежал листок бумаги, сложенный вдвое. Он развернул его. По- детски аккуратными буквами карандашом было выведено: «Я тебя люблю». Том прищурился. Он сразу же узнал почерк — в кухне на полке всегда лежал блокнот, где Клотильда ежедневно записывала, что надо купить.
Том тихонько присвистнул и вслух прочел: «Я тебя люблю». Ему только что исполнилось шестнадцать, но голос у него был еще по-мальчишески высоким. Двадцатипятилетняя женщина, с которой он разве что перекинулся парой слов!
Ни на какой пикник он не поедет, это точно!
Рудольф окрестил свою джаз-группу «Пятеро с реки», так как все они жили в Порт-Филипе, на Гудзоне. К тому же ему казалось, что название звучит вполне артистично и намекает на профессионализм.
С ними заключили трехнедельный контракт, и каждый вечер, за исключением воскресенья, они играли в придорожном дансинге «Джек и Джилл» на окраине города. Огромный дощатый барак сотрясался от топота танцующих. Вдоль стены тянулась длинная стойка бара, половина зала была заставлена маленькими столиками, за которыми посетители пили пиво. Парни приходили в теннисках, многие девушки — в брюках. Приходили и девушки без кавалеров. Они стояли у стены, ожидая, когда кто-нибудь пригласит их танцевать, или танцевали одна с другой. Одним словом, заведение было не из шикарных, но джазу Рудольфа платили неплохо.
Играя, Рудольф с удовлетворением заметил, как Джули отказала пригласившему ее парню в пиджаке и галстуке — явно студенту-первокурснику.
Родители Джули разрешали ей проводить субботние вечера с Рудольфом и приходить домой поздно — они доверяли Рудольфу. Он всегда нравился родителям девушек. И не без оснований.
Проиграв три такта музыкального автографа оркестра и тем самым объявив пятнадцатиминутный перерыв. Рудольф подал Джули знак выйти подышать свежим воздухом: несмотря на открытые окна, в бараке было жарко и сыро, как в долине Конго.
Когда они оказались под деревьями, где стояли машины, Джули взяла его за руку. Ладонь ее была сухой, теплой, мягкой и такой родной. Удивительно, какие сложные чувства может испытывать человек, просто держа девушку за руку. Они прошли в конец автостоянки, подальше от выхода из дансинга, где на крыльце стояли танцоры, вышедшие подышать свежим воздухом, открыли дверцу какой-то машины, забрались в нее и начали целоваться в темноте. Они целовались везде, где могли; но больше ничего себе не позволяли. Она запрокинула голову, и он поцеловал ее в шею.
— Я люблю тебя, — прошептал он, потрясенный охватившей его необыкновенной радостью, которую подарили ему эти впервые произнесенные слова. Она прижала его к себе. От ее гладких сильных рук пахло летом, абрикосами.
Вдруг дверца открылась, и мужской голос спросил:
— Какого дьявола вы тут делаете?
Рудольф выпрямился и жестом защитника положил руку на плечо Джули.
— Обсуждаем взрыв атомной бомбы, — хладнокровно ответил он. — Зачем еще, по-вашему, мы бы сюда залезли? — Он скорее умер бы, чем обнаружил перед Джули свою растерянность.
Неожиданно мужчина рассмеялся.
— Задай глупый вопрос и получишь глупый ответ, — заметил он, отступая в сторону. В слабом свете фонаря, висевшего на дереве, Рудольф узнал его — гладко зачесанные желтоватые волосы, кустистые светлые брови.
— Извини, Джордах, — сказал Бойлан. В его голосе звучало смешливое удивление.
Он меня знает, подумал Рудольф. Но откуда?
— Так уж получилось, что это моя машина, — продолжал Бойлан, — но, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Не буду мешать артисту во время его
