собираешься поступать, Рудольф?
— Я еще не решил.
— Да, это очень серьезный вопрос. Люди, с которыми ты там познакомишься, могут повлиять на всю твою дальнейшую жизнь. Хочешь, я замолвлю за тебя словечко в моей alma mater? Сейчас, когда все наши герои возвращаются с войны домой, ребятам твоего возраста нелегко будет поступить в колледж.
— Спасибо, — поблагодарил Рудольф. Только этого ему недоставало! — У меня еще достаточно времени впереди.
Они подъехали к дому Джули.
— Ну вот мы и на месте, детка, — сказал Бойлан. Рудольф открыл дверцу и вышел из машины.
— Спасибо, что подвезли, — сухо поблагодарила Джули, вылезла из машины и прошла мимо Рудольфа к крыльцу. Рудольф последовал за ней. Пока она, наклонив голову, рылась в сумочке, ища ключ, он попытался взять ее за подбородок, чтобы поцеловать на прощанье, но она сердито отстранилась.
— Подхалим. — И зло передразнила: — «Ничего особенного. Практически всякий, кто умеет читать и писать…»
— Джули!
— Валяй, подлизывайся к богачам! — (Рудольф никогда не видел ее такой бледной и отчужденной.) — Гадкий старик. Он красит волосы. И даже брови! Подумать только, что некоторые готовы на все, лишь бы их покатали на машине.
— Джули, ты несправедлива. — Если бы она знала о Бойлане всю правду, Рудольф еще мог бы понять ее гнев. Но только потому, что он старался быть просто вежливым… — Я зайду к тебе завтра часа в четыре…
— Всю жизнь мечтала! — оборвала его Джули. — Подожди, пока я заведу себе «бьюик», тогда и приходи. — Она наконец нашла ключ и вошла в дом, захлопнув за собой дверь.
Рудольф медленно двинулся обратно. Если это называется любовь, то на черта она нужна? Он сел в машину.
— Очаровательная девушка эта Джули, — сказал Бойлан. — Вы с ней только целуетесь и ничего больше?
— Это мое личное дело, сэр, — ответил Рудольф. Даже сквозь гнев на этого человека он восхищался собой, тем, как холодно и отточенно звучат его слова. Рудольф Джордах никому не позволит обращаться с собой как с плебеем.
— Конечно, — вздохнув, согласился Бойлан. — Но искушение, должно быть, велико. В твоем возрасте… — Он замолчал, словно вспоминая череду девушек, прошедших через его постель. — Кстати, — продолжал он равнодушным, вежливым тоном, — ты получаешь письма от своей сестры?
— Иногда, — настороженно ответил Рудольф.
Гретхен жила в. Нью-Йорке в общежитии Христианской ассоциации молодых женщин и обивала пороги театров, пытаясь устроиться в какую-нибудь труппу. Однако продюсеры не горели желанием нанимать девушек, игравших на школьной сцене роль Розалинды, поэтому работы она до сих пор не нашла, зато уже успела влюбиться в Нью-Йорк. В первом письме она извинялась перед Рудольфом за то, что нехорошо вела себя с ним в день отъезда из Порт- Филипа — она была тогда слишком взвинчена и сама не понимала, что говорит. Но она по-прежнему считала, что ему вредно надолго задерживаться в Порт-Филипе. Семья Джордахов — это трясина, писала она, и тут ничто не может ее разубедить.
— По-видимому, тебе известно, что мы с ней знакомы, — вяло сказал Бойлан.
— Да.
— Она тебе говорила обо мне?
— Не припомню.
— Ах-ха. — Что хотел Бойлан сказать этим междометием, было неясно. — У тебя есть ее адрес? Иногда я бываю в Нью-Йорке и мог бы как-нибудь угостить девочку хорошим ужином.
— К сожалению, адреса у меня нет, — соврал Рудольф. — Она все время переезжает с места на место.
— Понимаю. — Бойлан, конечно, видел его насквозь, но не настаивал. — Когда узнаешь, сообщи, пожалуйста. У меня осталась одна ее вещь, и, может быть, она хочет получить ее обратно.
— Хорошо.
Бойлан свернул на Вандерхоф-стрит и затормозил перед булочной.
— Вот мы и приехали, — сказал он. — Дом честного труженика. — Издевка была очевидна. — Что ж, спокойной ночи, молодой человек. Благодарю за приятный вечер.
— Спокойной ночи. — Рудольф вышел из машины. — Спасибо.
— Да, вот еще что. Твоя сестра говорила мне, что ты заядлый рыболов. У меня в имении отличный ручей, там полно форели. Если хочешь, приходи в любое время.
— Спасибо. — Его подкупают. Но он знал, что поддастся. — Как-нибудь зайду.
— Да, я намерена торговать своим телом. И заявляю об этом во всеуслышание! — сказала Мэри-Джейн Хэккет, приехавшая из штата Кентукки. — На
