шесть. Где этот шнур – неизвестно. Я думаю, что оба предположения ошибочны.
– Один камень пропал полторы тысячи лет назад, – прищурился Игнис, вспомнив слова матери о себе и о Каме. – Еще один поселился во мне. А где прочие пять камней?
– Их ищут, – ответил Син. – Некоторые, вроде меня, чтобы удержать, помочь, сохранить. Некоторые, вроде Никс Праины, которая тоже якобы печется о сохранности нашего мира, чтобы уничтожить наследие Лучезарного. Хотя не прочь и вкусить от его силы. Есть и те, которые ищут носителей камней или, точнее, начали искать носителей камней, чтобы убить их. Они верят, что нельзя дать злу прорасти. Поэтому нужно убивать каждого, кого настигнет метка, пока росток не захиреет сам собой.
– Да уж, – покачал головой Игнис. – За тысячу лет не захирел, а тут…
– Есть и те, которые жаждут только силы, заключенной в камнях, – добавил Син. – Кто-то верит, что, если таких, как ты, Игнис, убивать, с каждой смертью камень будет все сильнее погружаться в зло, и однажды Лучезарный сможет ухватиться за такой камень и выбраться из Пира. Или, если убить носителя камня правильно, он попадет в ту бездну, куда низвергнут Лучезарный, вместе с камнем. Но для этого такой, как ты, парень должен сначала стать законченным негодяем. Да и еще… разное… Мы приплыли.
Пирс был уже совсем близко. Моряк направил лодку в сторону, но, не доходя до обратной стороны пирса, остановил ее, ткнув веслом в дно.
– Дальше не пойду. Смотри, угодник, – произнес моряк.
Налетевший ветер шевельнул кусок ткани, висевший на сигнальной мачте пирса, и развернул белый флаг.
– Я уже видел, – кивнул Син. – Что же, значит, такая у нас судьба.
Сказав это, угодник спрыгнул из лодки. Вода захлестнула его по пояс. Син накинул на плечи мешок и подмигнул принцу:
– Ты разве не хотел искупаться?
Игнис тоже спрыгнул с лодки, взял мешок. Моряк оттолкнулся ото дна веслом и начал торопливо грести прочь от берега.
– Что это значит? – спросил Игнис.
– То и значит, – твердо сказал угодник. – Наши планы поменялись. Нам придется потрудиться. Впрочем, я тебя неволить не буду. Праведником насильно не сделаешь.
– Я и не собирался становиться праведником, – пробурчал принц, выбредая по холодной воде за угодником. – Всего-то и хотел избавиться от этой напасти или хотя бы скрыть ее от всяких сумасшедших магов или еще от кого. Ни к чему мне, чтобы за меня хватался Лучезарный или всякая гадость. Я хочу вернуться в Лапис и жить, как прежде.
– Пока отменяется, – твердо промолвил Син. – И вот еще что: если хочешь жить или даже жить, как прежде, что само по себе невозможно, не отходи пока от меня ни на шаг. Не могу тебя удерживать, но предупреждаю.
– Да в чем дело? – возмутился Игнис.
– В Тире беда, – ответил угодник. – Белый мор.
Глава 27
Бараггал
Останавливаться было нельзя. Ледяной холод охватывал мгновенно. Можно было только идти или бежать. Двадцать лиг. Канат, на котором висят сосульки. Покрытое льдом ограждение с двух сторон. И вокруг лица, лица, лица. Тени и лица. Силуэты и лица. Безглазые, безротые, размытые пятна. Чтобы приглядеться, нужно остановиться. А останавливаться нельзя. Одежда обращается в вымороженную, ломающуюся кожу. Пальцы перестают чувствовать. Дыхание леденеет. Нос разрывают кристаллы льда. И никого в узком проходе. Где они все? Где паломники, сколько бы их ни осталось? Где Веррес? Где храмовники с тяжелыми баграми? Как проходят они эти двадцать лиг? Почему никто не был обморожен возле Уманни? Или этот мороз именно для него – бастарда короля Эбаббара – Литуса Тацита?
– Литус, – раздалось в ушах.
Он остановился. Холод тут же схватил его за локти, но он остановился. Тени, стоявшие за ограждением, сгрудились. Голос был женским, но вокруг как будто стояли мужчины. Литус поднял глаза к небу. Оттуда, кружась, падали снежинки, но вместе с ними как будто бы лился свет. Неверный, бледный, но достаточный, чтобы разглядеть лица. Но лица плыли тусклыми пятнами.
– Литус, – снова раздалось в ушах.
Он присмотрелся к толстяку, который приник к ограде, вжался в нее, вытянул толстые руки, едва не дотягиваясь до бастарда. Что-то было знакомое в силуэте, в вытянутых руках, в развороте плеч.
– Дворецкий?
Лицо прояснилось. Это действительно был дворецкий. Разом проявились и глаза, и вечно искривленные углами вниз губы. Сейчас они разомкнулись и что-то выдохнули. Или Литусу показалось, что они выдохнули. Что-то страшное. И эти два лица рядом. Кажется, соглядатаи, убитые на соседней улице. Нет, нельзя останавливаться.
– Литус…
