Нет, ответил Сор, в том, что вокруг тебя.
Зачем плыть, не могла она понять, зачем медленно и плавно?
Чтобы быть стремительным и точным, ответил наставник.
Но как плыть, допытывалась она.
Не знаю, признался Сор и добавил только одно: отдели тело от духа. Дух – плывет. Тело – летит.
Больше они об этом не говорили.
В первой схватке из трех финальных победил Адамас. На несколько сотен ударов Фалко Адамас ответил несколькими сотнями ударов и еще одним. Магический огонь пожрал наложенный Софусом невидимый панцирь, Адамас и Фалко обнялись, как братья или близкие друзья, и удар гонга возвестил о новом испытании для Камы.
– Рубидус Фортитер! – пронеслось над трибунами.
Кама не смотрела на противника. Не могла. Не смотрела, но чувствовала его взгляд, который обжигал ее даже сквозь шлем. На мгновение она вовсе закрыла глаза, потом открыла, потому что удар гонга все-таки поплыл над ареной, и Рубидус медленно поднял меч, и она сама себе вдруг сказала: «плыви», и поплыла навстречу ему, уцепившись, как за льдину, за собственное тело, которое вроде и подчинялось ей, а вроде шло само по себе. Как за льдину, за саму себя, за холод, за ледяную искру в груди, за тошноту, которая вымотала ее в последний день ардуусской дороги, за синее пятно на груди, оплавленные пуговицы и мертвую гнедую. «Плыви», – сказал Сор. «Плыви», – сказала она сама себе, чтобы секунду, которая отделяла ее от Рубидуса, превратить в минуту, оставляя секундой. Что говорила ее мать, которую учил не Сор Сойга, а неизвестный Каме дакит, который, может быть, когда-то учил и Сора Сойгу, а ведь ее мать была если и не лучшей фехтовальщицей, чем она, то уж и никак не худшей. Когда заберешься наверх, говорила она, когда покинешь простой и понятный дом и заберешься на неимоверную высоту, где видны и звезды, и вся Земля на многие тысячи лиг вокруг, строй там наверху опять же простой и понятный дом, иначе нет никакого смысла ни в чем. Когда шагнешь от простого к сложному, когда станешь умельцем и виртуозом, когда познаешь музыку Энки, которая звучит в каждом шелесте, тогда вспомни то, с чего начинал, и вложи то, чего достиг, в самое простое. И начни все сначала.
«Игнис начал все сначала, – подумала Кама. – И я начну все сначала. Прямо теперь. Пока плыву навстречу принцу Кирума. Пока вытягиваю вперед меч и переставляю ноги. Не забывая о ветре, не забывая о плавании в стальных объятиях, начну все сначала. Аккуратно отобью удар Рубидуса в сторону, чуть повернусь и переведу меч вниз, потому что он быстр, он пытается ткнуть тупым клинком турнирного меча меня в живот. В тот живот, который готов выносить для него ребенка. Покроюсь холодным потом, но я все еще ветер. Я снова встречу клинок в клинок, развернусь, отбивая следующий удар, едва не выбью меч из руки Рубидуса, по-ученически закрутив его запястье, выведу из равновесия, и когда следующий удар сына короля Кирума просвистит рядом с прорезью шлема, зацеплю кончиком меча правое предплечье противника, не выведу его из строя, нарисую на нем искрящуюся полосу. Мурус должен счесть это легкой раной, но ты, Рубидус, обозлишься и ринешься на меня, пытаясь отыскать мое слабое место. Это уже ошибка. У меня нет слабых мест, потому что я вся – слабое место. Со всею силой, быстротой и ловкостью. И предчувствием чего-то еще, потому что, отбив следующий удар принца Кирума, я не приготовилась к еще одному удару, перестала плыть, выпрыгнула из воды и ударила сама, и попала в живот. И прекрасный Рубидус согнулся, хватая ртом воздух, и треск магии возвестил, что схватка закончена, а удар гонга добавил, что в этом году победителя турнира фехтовальщиков будут звать иначе».
– Его будут звать Адамасом Валор, – прошептала Кама и в следующую секунду заскрипела зубами от боли. Униженный, но не мертвый Рубидус Фортитер швырнул меч вслед срубившему его незнакомцу и рассек едва ли не до кости незащищенную икру.
– Все отлично, – проскрипела чужим голосом через стиснутые зубы Кама, сдернула с горла черный шарф и стала перетягивать ногу. Ну что, азартный игрок, не прощающий собственных проигрышей, Рубидус Фортитер, придешь ли ты к дому, в котором ночует Кама, и будешь ли держать в руках хлыст рукоятью от себя?
Кто-то коснулся ее плеча. Кама затянула узлом намокший от крови шарф и увидела разевающего рот Муруса. С полминуты она смотрела на него с недоумением, пока не поняла, что он кричит изо всех сил, но рев трибун заглушает его.
– Как ты, Черный! – наклонился к ее шлему Мурус. – Ты можешь продолжать?
– Да, – хрипло произнесла она. – Но я останусь на арене. Пусть Софус сам подойдет ко мне, поправить магию панциря.
Адамас вышел через минуту. Кама еще пыталась крутить головой, чтобы разглядеть, куда пропал Рубидус, но вот ее взгляд наткнулся на бледного Адамаса напротив. Он держал шлем в руке. Холод, который она опустила из сердца в ногу, сковывал движения, но избавил на время от боли. Она бросила взгляд на ратушу. На скамье в ряд сидели Софус, Лава и Фламма. Эти-то куда выползли? И отчего Мурус не стучит о диск молотком? Или он уже ударил? Тогда почему не нападает Адамас?
Кама вновь посмотрела на сына короля Тимора. Тот был бледен, но меч не поднимал и смотрел под ноги Каме. Она скосила взгляд и разглядела лужу крови. «Надо же, сколько из меня вытекло», – появилась мысль, и Кама сделала сначала один шаг, затем другой. Кровяная дорожка тянулась за нею, но силы еще были. И не только на схватку, но даже и на победу. «Зачем я здесь, – вдруг обожгло ее новое знание. – Ведь я здесь только ради Рубидуса. Да, он не сдержался, ударил меня. Ударил вместе с гонгом или чуть позже, случается, не расслышал гонг. Игнис ведь тоже ударил, я же не перестану из-за этого любить своего брата? Так почему я должна перестать любить Рубидуса? Конечно, если я люблю его. Но ведь должна же я в семнадцать лет кого-то
