шесты с шутихами, – Ардуус намеревался окунуться в карнавальную ночь. Игнис хотел повернуть к ратуше, но Алиус уже в который раз придержал его и направил в сторону Храмовой площади. Над амфитеатром стоял гул.
– Куда мы? – спросил Игнис в тени крайнего зиккурата. – А Кама? Она ранена!
– Оставь сестру заботам ее наставника, – ответил Алиус. – Твоя мать сказала, что он справится.
– С чем справится? – скрипнул зубами Игнис.
– Тайно вывезет из города, – ответил Алиус.
– Тайно? – остановился Игнис. – Зачем? Зачем все это? И к чему такая спешка? Сегодня карнавал. Завтра еще день ярмарки. Королевские семейства будут разъезжаться только послезавтра!
– Через час твой отец, мать и почти вся свита покидают Ардуус через южные ворота, – ответил Алиус. – Камой будет наряжена служанка Катта. Прости, принц, но ей пришлось тоже постричь волосы. Она уже в ратуше, там ее встречает мастер стражи Долиум. Тобой наряжен мальчишка-стражник. Кажется, его имя Ассулум? Он щупловат против тебя, но в сумраке сойдет.
– Зачем? – не понял Игнис.
– Чтобы погибнуть за тебя, если кто-то захочет отправить тебе в горло стрелу или бросить нож, – прошептал Алиус. – И служанки это тоже касается.
– Стрелу? Бросить нож? – оторопел Игнис. – Кому это может прийти в голову? Или Литус Тацит не простил меня? Или мерзавец Рубидус не удовлетворится тем, что покалечил Каму?
– Ну, насчет Рубидуса не скажу, – пожал плечами, вглядываясь во тьму, Алиус. – Он ведь мстил за проигрыш незнакомцу? Кто его знает, вдруг за двойной позор, быть побежденным девчонкой, он и в самом деле захочет ее убить? Но нет, дело не в этом. Тебе, Каме, всему твоему семейству угрожает опасность. Только не со мной ты это будешь обсуждать. Со своей матерью. Или с отцом.
– Почему я сейчас с тобой? – уперся Игнис. – Я ничего не знаю про тебя. Только имя, и все. Кто ты? Почему я должен верить тебе?
– У меня только имя и есть, – улыбнулся Алиус. – Да и что еще может представить человек, кроме своего имени? И верить ты мне не должен, упаси меня, Энки, насильно обращать кого-то в такую веру, да и в любую другую. Но твоя мать поверила мне. Или получила поручительства от тех людей, которым она верит. В любом случае, мне она показалась очень мудрой женщиной.
– Она королева! – повысил голос Игнис.
– Тссс, – приложил палец к губам Алиус. – Мы и так слишком связно говорим для двух пьянчужек. Мне верить необязательно. Ему веришь?
Сквозь гул начинающей выплескиваться из амфитеатра толпы раздался цокот копыт, и из тени последнего из четырех зиккуратов появился всадник. За ним следовали две оседланных лошади.
– Все в порядке? – свесился из седла Вентер.
– Более или менее, – ответил Алиус.
– Упряжь из Бэдгалдингира! – поднял брови Игнис. – Золотые башни вышиты на седлах! И оружие…
– И плащи, – продолжил Вентер, – и новые ярлыки. Ну-ка, накиньте на себя плащик. Клянусь Энки, Ваше Высочество, если бы не голос, ни за что бы не поверил, что передо мной принц Лаписа. Так что вам пока что лучше помалкивать. Ярлыки у меня, а вы сойдете за немых.
– Куда мы? – только и выдавил сквозь подрагивающие губы Игнис.
– Прочь из Ардууса, – ответил Вентер. – Через Северные ворота.
– В Бэдгалдингир? – вовсе растерялся Игнис.
– Чего там делать? – изумился Вентер. – Нам теперь одна дорога – домой. Но когда заяц убегает от лисы, он же не о том, где будет прятаться, думает, а о том, как ему убежать.
– Мы убегаем? – вскочил в седло Игнис.
– Не так резво, Ваше Высочество, – нахмурился Вентер. – С таким лицом на лошадь нужно заползать с трудом, подогнав ее к забору или к скамье, а то ни один дозор нас просто так не пропустит.
– Мы убегаем? – повторил вопрос Игнис, взглянув на Алиуса, которые взлетел в седло ничуть не медленнее, чем он сам. – Если мы зайцы, то кто лиса?
Алиус надул губы и щелкнул пальцами. Вентер тяжело вздохнул.
– В том-то и дело, что заяц уже бежит, а кто лиса, и не знает пока еще.
– Почему? – нахмурился Игнис.
– Оборачиваться опасно, – ответил Вентер.
Когда часы на ратуше пробили без двух часов полночь, а на Вирской площади, а также на Ремесленной и Северных улицах, захватывая и торговые ряды, и даже Храмовую площадь и прилегающие улицы, уже горели костры, звенели бубны и гремели барабаны, пищали каламские рожки и так или иначе веселился народ, перед воротами цитадели остановился всадник. Стражи, которые с завистью косились на недалекое празднество, забегали, едва всадник
