неделей, а то и двумя позже. Выходит, служанка пока осталась с Телой в Ардуусе? Пусть так, главное, чтобы Палус ее не обидел. Но на пароме стояла именно Кама, никаких сомнений в этом не было!
– Ну кто ж так сторожит, – сплюнул Алиус. – Берег крутой, на гребень надо выбираться! На гребень! А если засада какая в сторожке?
– Да чего им бояться-то? – не понял Вентер. – Да и проверяли они сторожку, я видел.
– Всего следует бояться! – не унимался Алиус.
– Лапис близко! – отрезал Вентер. – Принц с нами. Принцесса с королем. Нукс, Нигелла, Лаус – все здесь. Фидента – наш самый добрый сосед! Нечего нам тут бояться!
Сразу же после этих слов на противоположном берегу появился незнакомый всадник. Он был худ и как будто сед, но нижнюю часть его лица закрывал платок. Незнакомец поднял лук, наложил на него стрелу. Игнис замер, крик застрял у него в глотке. Зашевелились стражники на пароме. Начали разворачивать лошадей стражники на берегу. Король оглянулся, шагнул к королеве, чтобы прикрыть ее, но целью оказалась не королева.
– Нет! – заорал на всю округу Вентер.
Стрелок отпустил тетиву, и почти одновременно с этим Кама вздрогнула, потянула руки за спину, как будто для того, чтобы смахнуть надоедливого комара, а затем медленно повалилась ничком. В спине ее торчала стрела. Всадник развернул лошадь и скрылся за гребнем берега. Лошади стражников с трудом преодолевали крутой песчаный спуск.
– Не возьмут! – едва не рыдал Вентер. – Не успеют! Уйдет!
Алиус словно окаменел, а Игнис, на ходу срывая одежду, бежал к воде. Он доплыл до парома меньше чем за минуту, а потом словно оглох, потому что у всех вокруг него открывались рты, а он ничего не слышал. Он бросился к мертвой принцессе, ясно было, что уже мертвой, потому что никто не подходил к ней, и окровавленный наконечник с волокнами плоти выдрался из груди, и приложил ухо к кровяному пятну, едва не оцарапав щеку об острие. Все, – отозвалось в сердце и загудело в голове… Почему же она была без кольчуги? Почему? Игнис ударил себя кулаками в виски и только потом в ужасе посмотрел на лицо несчастной. Это была не Кама. На пароме, мертвой, со стрелой в спине лежала Катта. Но ведь это была Кама? Он знал это точно! Кама? Но лицо Катты…
– Сиди, где сидишь, – услышал он жесткий голос собственного отца. – Не вставай и не задавай вопросов.
Часть вторая
Светлая Пустошь
Глава 11
Литус Тацит
Сигнум Белуа недолюбливал Литуса. Если бы последний был хоть чуть назойливее, Сигнум бы его возненавидел. Но Литус старался не попадаться лишний раз на глаза двоюродному брату, чтобы не давать повода даже для кислой гримасы, хотя делить им было особенно нечего. Король Эбаббара объявил наследником трона ребенка своей дочери Субулы. Ребенка, который должен был родиться со дня на день, а если бы, вопреки уверениям магов, на свет появилась девочка, то следующего ребенка, ведь Субула с ее лошадиным здоровьем, скорее всего, способна рожать до бесконечности. В самом крайнем случае, Флавус Белуа всегда мог отдать трон мужу Субулы – принцу Раппу Лентусу Нимису или еще кому, кто ему глянется в качестве наследника престола и мужа будущей внучки, а то и станет дожидаться правнука, стареть, во всяком случае, Флавус вроде бы не собирался. Хотя, никаких сомнений не было, должен был родиться мальчик, Флавус не ошибался никогда, разве только единожды, уже давно, двадцать лет назад, когда Литус лишился матери, а Сигнум и матери, и отца. Пусть даже его мать и умерла пятью годами позже. Наверное, это и было причиной неприязни Сигнума к Литусу. Даже в Ардуусе они жили в отдельных домах, а уж в Эбаббаре могли не встречаться месяцами, тем более что без особого приглашения Литус во дворце не появлялся. Ему казалось, что не только Сигнум винит его в тех событиях, которые произошли тогда, когда Литусу было два года, а Сигнум едва родился. Флавус Белуа ненавидел его за то же самое, словно именно он, бастард Литус Тацит, самим случаем своего появления на свет лишил собственного отца чего-то того, что невозможно восполнить никакими силами. Еще в юности Литус, который был причислен к роду матери, пытался выяснить, что же все-таки произошло через два года после его рождения, но никто толком ничего ему так и не рассказал, пока о его поисках не узнал сам Флавус. Он вызвал бастарда в тронный зал, в котором, не нуждаясь в советниках и раболепстве челяди, обычно сидел у камина в одиночестве. Отец дождался, когда Литус подойдет к нему достаточно близко, знаком приказал ему присесть на ступени у трона, к которому, как казалось Литусу, король не подходил никогда. Литус хотел пробормотать какие-то слова почтения, но решил промолчать. Опустился на ступени, замер с выпрямленной спиной, затаил дыхание, словно ждал своей участи.
Флавус заговорил не сразу. Долго высматривал что-то в пламени, очерчивающем его орлиный профиль. Затем пригладил белые, словно отлитые из серебра волосы и стал говорить в сторону, оставаясь вполоборота к Литусу:
– Тебя обуяло любопытство? Ходишь, задаешь вопросы? Напрасно. Никого не осталось из тех, кто был свидетелем. Кто-то умер сам, кому-то я помог. Не хотел, чтобы кто-то напоминал мне. Ты – напоминаешь. И Сигнум. Но он не задает вопросы. Ты задаешь. И все еще жив. Цени это.
– Да, Ваше Величество, – склонил голову и попытался встать Литус.
– Сиди, – приказал ему король. – Если не будешь дураком, то будешь жив и дальше. А если проявишь доблесть, то жить будешь хорошо. Понял?
