– Понятно, – кивнула Лава. – И ты сказала Сигнуму, что он должен слушать Джокуса?
– Я сказала ему, что если он будет его слушать, то достигнет и славы и величия. И никто не вспомнит того, кто давал ему советы. И даже того, кто выполнял за него всю работу. Помнить будут Сигнума.
– А если город не устоит? – спросила Лава.
– Тогда Сигнуму тем более нечего бояться, – пожала плечами Лакрима. – Я дала ему снадобье. Выпив его, он должен будет прыгнуть с бастиона, но умрет в полете. Боли – не почувствует.
– Зачем тогда прыгать? – не поняла Лава.
– Потому что Сигнум – дурак, – прошипела Лакрима. – Я сунула ему залитую воском сушеную ягоду. И могу лишь уверить тебя, что если произойдет чудо и он не умрет в полете, то не успеет обвинить меня во лжи.
– А если город устоит? – спросила Лава. – Он ведь не простит тебе пощечины!
– Надо было как-то привести его в чувство, – вздохнула Лакрима. – Ничего, я пообещала ему то, о чем мечтают все вельможи Анкиды. Или почти все, – покосилась на Лаву колдунья, – отдаться ему.
– Но ведь… – поморщилась Лава.
– Обману, – равнодушно бросила Лакрима. – К тому же я обещала сделать это, когда закончится война. И если я буду еще жива, что уже вызовет мое удивление, то могу и удивиться вместе с Сигнумом. Или напьюсь так, что ничего не вспомню. Или напою его.
– Чтобы он не вспомнил даже того, чего и не было, – кивнула Лава. – Ты сказала, что на бастионах только пять тысяч? А где остальные сорок пять тысяч воинов? Кто ими занимается?
– Тела, – процедила сквозь зубы Лакрима. – И поверь мне, этот выбор лучше Джокуса. Я даже боюсь себе представить, насколько повезло бы любому королевству, если бы Тела добралась в нем до власти, как, хотя бы, Адамас Валор или Аэс Кертус.
– Ты знаешь ее историю? – мрачно спросила Лава.
– Да, – кивнула Лакрима. – Но сейчас это не имеет значения. Теле теперь труднее всех.
Стена, что отгораживала Эбаббар от Светлой Пустоши, одновременно подпирая городские холмы, не была предназначена для долгой осады. Никто не ждал врага со стороны поганого места. Три линии бастионов высотой в пару десятков локтей, да стена, которая в первой линии едва достигала двух человеческих ростов, вот и все, что мог предложить Эбаббар своим защитникам. Но и здесь работа кипела. Едва ли не весь оставшийся город трудился на стенах и между ними. На заснеженной равнине еще только строились ряды переплывших реку ордынцев, а на стенах уже горели костры, между ними готовились засадные ямы, набрасывались бревна из домов, которые разбирались тут же. Ладились из них же метательные машины и острились колья.
– Вон она! – показала Лакрима Лаве с одного из бастионов, куда они забрались, рискуя быть затоптанными защитниками города, маленькую фигурку, бегущую по второй стене. – Ураган, а не женщина.
– Скольких этот ураган лишил жизни, – прошептала Лава.
– Ураган не разбирает, – покачала головой Лакрима. – Отойди к стене, я прикрою тебя. Накинь на себя мантию и смотри. Видишь?
– Да, – прошептала Лава. – Вон там. В полутора лигах от нас. Видишь? Брошенная деревенька, но на ее окраине шатер. Он там. И он полнится от Светлой Пустоши. Не так, как Манин, но полнится.
– Каб-мучитель, – прошептала Лакрима. – Правая рука Телоха. Чудовище, сравнимое с ним. С ним и с Очилом, который ушел к Тимору.
– И что нам делать? – спросила Лава.
– Уходим, – покачала головой Лакрима. – Против Светлой Пустоши я не воин. Сметет вмиг. Тут важнее храбрость отдельного человека, чем изощренное колдовство. Она забавляется. Как бы мы ни трепыхались, главное – кровь. И здесь ее прольется предостаточно. Уходим. Мы вернемся, когда будет надо.
– А когда будет надо? – не поняла Лава.
– Когда Каб ворвется в город. И запомни. У нас только одна цель. Каб. Кстати, ты похудела. А должна бы вроде… Ничего, зато мы с тобой поместимся под мантией вдвоем. Ты ведь уже накрывалась ею не одна?
– Да, – прошептала Лава. – А если мы не сможем?
– Тебе тоже дать яблочный кружок, залитый воском? – спросила Лакрима.
…Третья стена пала на пятый день. Но уже с четвертого дня Лава, Лакрима и все ее оставшиеся послушницы помогали подносить камни, дрова, тут же пытались готовить немудрящую еду для защитников крепости, которых становилось все меньше. Город еле держался. Уже и Джокус, оставив на главных бастионах, где напор орды ослаб, ветеранов, привел последних воинов к Теле. Лава несколько раз видела ее издали. Лицо ее было темно, глаза блестели, ноги дрожали, но все еще стояли крепко.
В полдень стенобитные машины добрались до третьей стены и пробили ее за два часа. Стрел на стенах уже не было, а смола или камни не могли нанести урона укрытым под щитами ордынцам. Прошло еще немного времени, и воины орды начали просачиваться через пролом в город.
