Что такое «правда жизни»? Нелепость доводится до абсурда, и только тогда жизнь становится похожей на правду. Они еще не были разведены, но жили уже отдельно, и его бывшая жена даже успела найти нового спутника. Его рана покрылась коростой, почти зажила. Или ее не было вовсе?
Он все еще доживал старую жизнь, но думал уже о новой. Бывшая жена пришла в офис и, пылая праведным гневом, устроила ему сцену по поводу открывшейся ей его прошлой супружеской неверности. Неужели?! Оказывается, он не потерял способности удивляться. Он недоуменно смотрел на бывшую половину, ставшую в разъяренном состоянии еще прекрасней, и не понимал. «А что случилось?» Она жаждала крови. Она рвалась в дом к его мнимой пассии, внезапно сделавшей ее победу пирровой, чтобы устроить беспощадную и обличительную расправу. Ее гнев быль столь яростен, что затмевал и очевидную абсурдность ситуации, и бессмысленность разбирательства. Но кто сказал, что женщину интересует смысл? Она кричала, а он говорил тихо. Он знал, что в соседних комнатах офиса сидят его сотрудники и слышат каждое ее слово. Она пришла требовать достойного финала их отношений. А он уже давно спустился с ее сцены и даже вышел из зрительного зала.
Наконец он сообразил. Почувствовал, что в предложении не была поставлена точка. Именно точка. Никакого восклицательного знака. Ее обвинения были беспочвенны. И пусть он действительно собирался изменить ей, все-таки не изменил. И он думал именно об этом, глядя на ее тонкие раздувающиеся ноздри и покрасневшие щеки.
Он стал объяснять. То, что может быть разрушена безвинная семья, и могут пострадать чьи-то дети. То, что он не изменил ей ни разу за всю их не слишком долгую совместную жизнь. (Умалчивая, что причиной этому послужили только его чрезмерная занятость, природная леность и недостаточное везение). И еще он сказал, что благодарен ей за то время, которое она потратила на него. Потому что он был с ней счастлив. Наверное, он сказал это слишком мягким и проникновенным тоном. Эти слова подействовали на нее, как нашатырь на упавшую в обморок курсистку. Она вздрогнула и исчезла из его жизни. Как тень. Почти исчезла. Почти навсегда. Ему захотелось расхохотаться. Он вышел в коридор. Его сотрудники смотрели на него с сочувствием. Ему было и неприятно, и смешно одновременно.
Наверное, в прошлой жизни или в промежутках между прошлыми жизнями он был облаком. А может быть, он оставался облаком и в этой жизни. Вот и время, как ветер, все время оказывалось у него за спиной, безжалостно отрывая клочки и кусочки. И в мыслях своих он все чаще обращался к образу легкого и невесомого облака. Ему казалось, что нет ничего прекраснее, чем быть облаком. Какая разница, лететь по воле ветра, или по воле времени? Какая разница, изливаться на землю дождем, или изливаться в прошлое детством, юностью, молодостью, счастьем, здоровьем? Но не лучше ли раствориться в воздухе, чем упасть бесчувственным куском мертвой плоти на холодную землю?
Он находится уже в том возрасте, когда к глаголам вместе с частицей «не» все чаще добавляется не слово «еще», а слово «уже». Уже не смогу, уже не успею, уже не буду. Дорога от рождения к смерти, как путь отрезвления и разочарований. Ребенок хочет и может все. В десять лет ему говорят, что он, кажется, уже не станет гениальным музыкантом. К двадцати он отказывается от мысли стать гениальным актером, композитором, художником или политиком. К тридцати годам он не становится удачливым бизнесменом и понимает, что никогда не будет богатым и беззаботным. К тридцати пяти годам ему удаляют первые зубы и у него начинают редеть волосы. Он осознает, что ему не суждено уже просыпаться по утрам с ощущением здоровья и силы в молодом теле. Он понимает, что не отправится в увлекательное путешествие по всему миру. Он точно знает, что не построит прекрасный дом, не будет спать с женщиной из модного журнала, не прыгнет выше головы и не станет известным даже в своем маленьком городишке. Ему приходит в голову, что его дети всегда будут смотреть на него с укоризной, а жена никогда не будет счастлива так, как она этого заслуживает. Он чувствует себя спортсменом, разбегающимся последний раз в своей жизни и уже в полете осознающим, что он опять не попал ногой на прыжковую доску. Поэтом, почувствовавшим собственную бездарность и рвущим свои творения в мелкие клочки. Но разве можно разорвать в клочки целую жизнь?
Сколько раз ему казалось, что жизнь катится кувырком с откоса, и ничто не способно ее замедлить или остановить? Тяжело жить в маленьком городе и делить его со своим прошлым. То встретишь чужого человека со своей собакой на поводке, которая будет рваться из его рук, чтобы измождено облизать лицо бывшего хозяина. То узнаешь что-то непостижимое о самом себе, что передается на слух от одних людей к другим, чтобы, исказившись до абсурда, достигнуть твоих собственных ушей. То столкнешься в трамвае с собственным ребенком, чтобы увидеть нераспустившееся счастье в его глазах. И сердце покрывается коркой. Но сердце должно стучать. Оно должно быть сильным и мягким, чтобы работать. Но даже и покрытое твердой коркой, оно продолжает стучать. И корка растрескивается от этого стука. И кровь выступает из трещин. И ты чувствуешь эту кровь на языке, и глотаешь ее. Вот он — ад. Не надо далеко ходить. Конструктор для детей и взрослых. «Ад». Здесь и сейчас. Сделай сам.
Чтобы выжить — нужно быть слабым. Таким, как он. Он был непотопляем, как может быть непотопляем только слабый человек. Он выносил удары, которые нокаутировали бы любого сильного, не ведающего о проигрышах и не совершающего ошибок. Бывали дни, когда он не знал, как доживет до вечера, где возьмет деньги, чтобы погасить вчерашние долги и сделать завтрашние. Он приучил себя к тому, что раз в неделю у него случается маленькое несчастье, а раз в полгода большое. И он постепенно понял, что все, что с ним происходит сегодня — это в тысячу раз легче, чем то, что с ним может произойти завтра. Со временем он уверился, что все его проблемы постепенно исчезают, уступая место новым проблемам сами собой, стоит лишь только в
