на лицо. Я ловлю поданные очки, надеваю их и, наконец, слегка приоткрываю глаза. Боже мой! Это Дина!
— Дина! — задыхаясь, говорю я. — Это ты? Откуда?
— Оттуда, — смеется Дина. — Что это с тобой? Бомжуешь?
— Хуже, — машу я рукой. — Пишу роман с трагическим концом, в котором я главное действующее лицо.
— Кажется, ты уже близок к финалу, — серьезно говорит Дина и помогает мне встать. — Поехали ко мне.
Она подводит меня к новенькой «десятке» и садится за руль. В машине мне опять становится плохо, я открываю окно, высовываю голову, но слезы текут неостановимым потоком, и я сам плавно уплываю куда-то на этих слезах. Дина говорит какие-то слова и расспрашивает о происшедшем. Я что-то отвечаю ей, не вполне понимая смысл собственных фраз. Ленинградский проспект, Балтийская. Разворот. Метро «Аэропорт». Тихие пыльные дворики со сплетничающими, но безобидными старушками. Так вот ты куда перебралась. Дина ставит машину у подъезда, подхватывает меня под руку и ведет на четвертый этаж. Сквозь оплывающие слезами зажмуренные глаза я успеваю заметить часть роскошного интерьера и оказываюсь в ванной. Быстрые сильные и уверенные женские руки сбрасывают мою одежду, раздевают совсем. И вот я уже в теплой, бурлящей подо мной щекочущими струйками ванне.
— Ущипни меня, — прошу я Дину. — Хочу проснуться.
— Тебе не нравится твой сон? — смеется она, намыливая мою голову и умудряясь касаться лица, не вызывая боли.
— Ну, если все это во сне, тогда я хочу тебя, — говорю я ей, не открывая глаз.
— Я вижу, — почему-то все так же весело отвечает она…
Мы лежим на огромной колышущейся кровати, подперев головы руками, и смотрим друг на друга. Я откровенно разглядываю ее и думаю, что когда-то представлял себе легкий адюльтерчик с этой прекрасной Риткиной подружкой, а произошло все только теперь, через пятнадцать лет.
— Как я выгляжу? — спрашивает она.
— Потрясающе, — отвечаю я. — А я?
— Еще более потрясающе, — смеется Дина.
Она почти совсем не изменилась. Все так же очаровательна. Особенно в мягком свете кремовых бра. И тело ее оказалось именно таким, каким я и представлял его себе тогда, пятнадцать лет назад, совершенным, гибким, отзывающимся легкой дрожью на каждое прикосновение.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Отлично, — смеется Дина.
— Как Петька? Где он?
— А где ему быть? — улыбается Дина. — У бабушки на даче. Ему уже семнадцать. Закончил школу. Нянька не нужна.
— Как летит время! — удивляюсь я.
— Быстро, — соглашается Дина.
— А муж где? — натужно спрашиваю я. — Где Кирилл? В отъезде?
— В отъезде, — смеется Дина.
— Как он? — спрашиваю я, чтобы спросить о чем-то, и чтобы она не переставала смеяться.
— Думаю, что прекрасно, — снова смеется Дина.
— Разве он уехал так надолго? — удивляюсь я.
— Навсегда, — продолжает улыбаться Дина. — Пятнадцать лет назад вместе с Риткой. В штаты. Ты представляешь меня, идиотку? Я даю этому рязанскому остолопу свою замечательную еврейскую фамилию. Я оформляю с ним фиктивный развод, чтобы решить этот ненавистный квартирный вопрос. Я верю ему, как последняя дура. А он подхватывает мою лучшую подругу и уезжает в штаты. Ты можешь это себе представить? Нет, ты скажи еще, что ничего не знал.
— Знал, конечно, — лгу я.
— Неужели не знал? — она подползает ко мне, прижимается, закидывает на меня горячую ногу и трется, трется о мое бесчувственное тело, проваливающееся в небытие.
— Да нет. Конечно, знал! — восклицаю я.
— А я не знала, — грустно говорит Дина.
— Куда… ты пропала? — спрашиваю я. — Я искал тебя.
— Никуда, — отвечает Дина. — В больницу. Нервный срыв у меня был. К тому же, мы квартиру успели разменять. Он даже умудрился продать ту, которая как бы отходила к нему. Но я на него не в обиде. Теперь. Пишет. Звонит. Деньги присылает. Помогает, да я и сама не бедствую. Петька прошлое лето у него гостил. Осенью поедет к отцу. Учиться будет там.
— Процветает?
— Процветает, — говорит Дина, — только это на нашем уровне. На их уровне нормально. Хотя теперь и здесь десятки тысяч слаще живут. Но там
