спросить?
— Не слишком ли вас много в двухкомнатной квартирке?
— А вы хотите, чтобы я отказывал в гостеприимстве друзьям? — удивился Алексей. — Квартирка маленькая. Но ведь сами знаете: в тесноте, да не в обиде.
— О какой обиде вы говорите? — оборвал его я. — Да вас там постоянно не менее пяти или шести человек. Да пусть вас там будет хоть двадцать шесть, почему выходит всегда только один?
— Что вы имеете в виду? — спросил Алексей.
— Из квартиры всегда выходит только один, — повторил я. — Вся остальная компания постоянно остается внутри и ведет себя подозрительно бесшумно, если не считать ежеутреннего гудения и предполагаемого зубного скрежета, да и то только тогда, когда этот вышедший возвращается!
Алексей задумался, глядя куда-то в сторону, взял чашку и сделал несколько глотков, очевидно не замечая вкуса чая.
— И какие же выводы вы делаете из своих наблюдений? — спросил он.
— Я писатель, а не следователь, — ответил я. — Я впитываю в себя все, что происходит. Выводы делаются сами. Но как обыватель готов предположить что угодно. Любой бред. Например, что на нашей площадке обосновалась иностранная резидентура, банда наркоторговцев, подпольный бордель, тайная педерастия, наконец, что это база инопланетян и все вы искусственные андроиды, которых с гудением заводит таинственный мастер и выпускает в город по одному для сбора сведений о нашей планете. Или у вас есть запасной выход в другое пространство? Я даже мусор ваш исследовал. Вы что? Ничего не едите? Там остатки трапезы только одного человека!
— Интересно, — сказал Алексей. — Действительно, хороший чай. Ваши предположения очень интересны. Особенно насчет запасного выхода в другое пространство. Соблазнительная вещь. Только, смею вас уверить, они ошибочны. К сожалению, мне пора. Я пойду. Прошу вас, не проявляйте излишнего любопытства. Наша компания — это очень узкий круг людей, некоторые из которых облечены определенными полномочиями, а некоторые невоздержанны в реакциях.
— Я успел заметить, — сказал я.
— Спасибо за чай, — Алексей встал. — Ну, все.
— И вы так и уйдете? — удивился я. — Вам не кажется, что наш разговор не окончен? Я бы еще понял, если бы вы достали пистолет с глушителем и пристрелили меня. А так в ваших действиях отсутствует логика.
Он остановился на выходе, обернулся:
— Или у вас чертовски развита интуиция, или оборваны некоторые нервные окончания. Чего вы добиваетесь? Раскрыть предполагаемую тайну? Вы способны представлять последствия своих поступков? Наконец, неужели на этой планете полностью исключается тайна личной жизни?
— А на какой планете эта тайна не исключается? — спросил я.
— Не ловите меня на слове, — сказал Алексей. — Я же сказал, что ваши теории неверны. Иначе бы вы уже давно находились в иных мирах. Хорошо. Я открою свой секрет. Но дадите ли вы мне слово, что не употребите свое знание против меня, пока я жив? Кроме того, одним из условий, возможно, будет некоторая помощь мне с вашей стороны.
— Хотите сделать из меня сообщника? — спросил я.
— Нет, — серьезно ответил он. — Просто нужен посторонний человек для контроля ситуации со стороны. Более того, обещаю, что уголовное преследование за недонесение о готовящемся либо совершенном преступлении вам не грозит. Даю слово.
— Надеюсь, что ему можно верить, — согласился я. — Так открывайте свой секрет.
— Не сегодня, — сказал Алексей. — Через несколько дней. Пока прощайте.
Дверь хлопнула. Я вернулся в комнату и, глотнув остывшего чая, прошел на кухню и вылил его в раковину. Чай отдавал хлоркой. Пить его было невозможно. В коридоре снова тренькнул звонок. Ну, кто там еще? За дверью оказалась Евдокия Ивановна.
— Ну, что там такое? — прошипела она. — Он вам все рассказал?
— Все очень плохо, Евдокия Ивановна, — ответил я. — Этот бизнесмен застукал сына во время прелюбодеяния с мачехой, и теперь речь идет о разводе.
— Ой! — изумилась Евдокия Ивановна. — И кто с кем разводится?
— Вот в этом-то и проблема. Они никак не могут определиться!
Я еду к Пашке. Мой синяк побледнел, точнее, стал одеваться радужным ореолом, и эта интерференция подсказала, что я не безнадежен. Я еще разок злоупотребил Веркиной косметикой и теперь выгляжу почти пристойно. На мне легкие ботинки, светлые просторные брюки, футболка и ветровка. Дилетанту эта одежда ничего не скажет, но искушенный поклонник продукции зарубежной легкой промышленности поймет, что перед ним человек, на голое тело которого наклеено никак не меньше пятисот зеленых бумажек. Как сказал мне продавец, упаковывая этот шикарный наборчик: «Одевайтесь только у Хьюго, и вам не откажет никакая подруга». Я скривился и заметил, что никакая подруга мне совершенно ни к чему, тем более, что когда-то про Адидас было
