счастливыми слезами Антон Брысин.
— Ну-ка. Софья Ивановна. Верните мужчинам штаны. Что за женские методы? За что вы им мстите? Ну, никакого уважения к мужскому достоинству. И не надо их одевать. Они и сами в полном порядке. Вот вы. Как вас зовут?
Антон, улыбаясь и всхлипывая, судорожно прыгал на одной ноге, пытаясь засунуть в штанину другую ногу.
— Антон! Антон Брысин, Илья Петрович.
— Что же вы плачете, господин Брысин? Вы уже среди своих. Здесь вам плакать не дадут.
— От счастья, Илья Петрович, от счастья! Вот вы говорите, что зона на психику действует, а я ведь ослеп там. И вы знаете, думал, что уже все. Простился со зрением. А вот же, вышел, и, пожалуйста, зрение почти уже полностью вернулось!
— Да. Это приятно. А что же вы, Антон, делали в зоне? Вы проживаете там или что?
— Да что вы? Я и знать не знал ни о какой зоне. Я на улице Ленина, как и все нормальные люди проживаю. Я астроном-любитель. Это я, знаете ли, открыл этот метеорит, который упал.
— Почему же вы, господин Брысин, не предупредили о вашем открытии городскую администрацию?
— Я, понимаете ли, зафиксировал сам момент падения. Ночь же была. Вот и побежал к месту падения, чтобы оценить ситуацию на месте. Так что был на месте падения, можно сказать, первым.
— И что же вы там видели?
— К сожалению, ничего, Илья Петрович.
— То есть?
— Илья Петрович! Я же объясняю, ослеп я в зоне. Я ничего и не мог видеть. Но я трогал!
— Что вы трогали?
— Этот, как его, метеорит. Только…
— Только?
— Только ничего не почувствовал… Он какой-то никакой.
— Что же вы так, господин Брысин? Открыли, значит, метеорит, допустили при самом грубом собственном попустительстве его падение на родной город, а теперь говорите, что он невидимый и бесплотный? Может быть, его вообще нет? Так мы мистиками станем. Один свидетель, и тот ничего не видел, ничего не трогал, ничего не знает.
— Илья Петрович! У меня имеется журнал наблюдений за ночным небом. Там все зафиксировано!
— Софья Ивановна, — повернулся Грядищев. — Где там этот журнал? Ах, вот он? Смотрите-ка, Василий, в обычную школьную тетрадку заносятся открытия века. Журнал ночных наблюдений Антона Брысина.! А? Каково! Ну-ка, что тут у нас? Вот, читаем: «Неудачно. Дом номер семь. Третий этаж. Второе окно слева. Двадцать три пятнадцать, двадцать три тридцать. Женщина сквозь тюль. Фигура так себе. Ходила без верха, затем задернула шторы. Ноль часов десять минут. Дом номер четыре. Четвертый этаж. Пятое окно справа. Бабуля ходила минут тридцать совершенно голой. И чего бабушке не спится? Испортил себе на неделю вперед все эстетическое впечатление».
— Что это? — оторопевшим голосом спросил Грядищев у Антона, который имел вид еретика, подвергшегося пыткам, а затем выведенного на эшафот.
— Илья Петрович! Это не здесь. Вы дальше читайте!
— Дальше я читать не буду! — рубанул Илья Петрович, бросив заветную тетрадку на земляной пол. — Пускай дальше прокурор читает. Я так собственно и предполагал. Интеллигенция! Я тебе сейчас испорчу эстетическое впечатление. Софья Ивановна! Заберите этого астронома-извращенца и сделайте ему полный карантин по максимальной программе. Резекцию, вакцинацию, пункцию, ампутацию — все! Вплоть до клинической смерти. Потом к стоматологу его на полную санацию! А потом передайте Лафетову вместе с тетрадью. Так. А вы? Вы что нам покажете?
Грядищев пристально посмотрел на Павлика, который вел себя как кролик, ожидающий очереди быть вброшенным в клетку к удаву.
— Ничего, — хрипло сказал Павлик, нервно сглотнув слюну.
— Послушайте. Вы же этот, как его, сталкер. Или вы тоже смотрели, но не видели, щупали, но не трогали?
— Нет. Видел.
— Что конкретно?
— Этот… Метеорит.
— И какой же он?
— Такой… жидкий.
— Не понял?
— Он жидкий.
— Василий!
