— Тогда я был молод. Сейчас я бы уже не был столь категоричен. Теперь я знаю, что мир нарисован одной краской, а не двумя, и все оттенки это оттенки одного цвета, а не двух. Черный — это не цвет. Это ничто.
— А все звуки лишь атональности одной единственной ноты? Пустая болтовня.
— А вы действительно считаете, что время не властно над вами, Илья Петрович?
— Я сам себе время. Я не плыву по этому течению, как все еще пока плывете вы, Зяма. Вы, «вечный» страдалец и балагур. Вы даже не поняли, что ваша доля не вечная жизнь, а вечная старость и немощность. Я сам свой выбор. Я сам свое течение.
— Кого как застанет, так тому и выпадет. Когда-то я думал так же, как и вы. Правда, вряд ли вы при этом испытываете тот же холодок по спине, который обжигал меня при этом. Все возвращается, но не все вернется. Сначала я смеялся, затем плакал, затем опять смеялся. А теперь, кажется, уже не умею ни того, ни другого. Может быть, нам рано расставаться, Илья Петрович? Или как вас там?
— Храни имя свое там, где никто не сможет его узнать. Храни имя свое и будешь неподвластен силе и стихии. Храни имя свое и будешь вечен, ибо только тайна твоя мешает смешать тебя с прахом вселенной.
— Зачем мне ваше имя? Я не знаю, как оно звучит, но мне достаточно знания, что оно обозначает. Но звоню я вам не для того, чтобы вести с вами схоластические споры. Я хочу сказать вам, что если будет на то должная воля, я уйду из этого мира, но вас я не покину.
— Значит, вы все еще служите, Зиновий Викентьевич?
— Все мы служим, Илья Петрович. Только тот, кто думает, что служит себе, служит ему, а тот, кто служит истине, тот служит себе.
— Все слова… Истина… Что ж вы, Зиновий Викентьевич, тасуете слова и понятия? Для самооправдания навешиваете ярлык истины на плотника этой вселенной? Или не может ваша душонка признаться в том, что смысл вашей веры в бесконечном стоянии на коленях?
— Тасую, Илья Петрович. Именно поэтому все еще пока здесь, с вами. Только настоящий мужчина не посчитает зазорным встать на колени перед любимой. А бог это любовь. Но что вам это слово? Не любите «плотника», любите «короеда». Только помните, что, вставая с колен, оказываетесь распростертым перед иной силой. И не вы распорядитель в ее чертогах. Вы всего лишь служка, которому поручено вымести пол.
— Вымету! — крикнул Илья Петрович в холодную эбонитовую трубку. — У меня вечность в запасе!
— У всех вечность в запасе, — ответила трубка и замолчала.
Илья Петрович медленно опустил трубку на рычаги, застегнул пиджак, подошел к окну и, прижавшись лбом к холодному стеклу, вгляделся в ночной город. Умиротворенно горели квадратики окон и пятна фонарей, медленно колышась в круговороте снежинок. Полз, заворачивая через площадь, одинокий трамвай. Подпрыгивал на тротуаре одетый не по сезону милиционер. Чернело нависшее ночными облаками небо. Город медленно опускался в тяжелое ночное забытье, готовясь исчезнуть из памяти как сон, как мираж, как неловкая фальшивая нота, как последний звук оборванной струны. «Дзинь». И все. И бог с ним. И не стоит расстраиваться. Чего ради? Ведь нет этого города, и не было никогда. И не только на карте, но и в действительности. Так что давайте думать о повседневном. О том, что происходит с нами и наяву. Слышите, что-то стучит в груди? Вы угадали. Это шестеренки бесконечности. Цепляются зубчиками друг за друга и не дают нам остановиться. И не дадут. Никогда.
Дополнения к книге
Минус
Странная квартира находится на нашем этаже. Каждый день разные люди приходят в эту квартиру и уходят из нее. Я могу узнать, по крайней мере, уже человек пять. Один из них — тщедушный мужчина лет тридцати с мешковатой фигурой, похожий на нищего опустившегося интеллигента. Другой — молодой франт, одетый по последней моде. Третий — накачанный уличный боец — «бык». Четвертый кажется случайно заблудившимся в нашем районе солидным бизнесменом. Пятый — более всего похож на сыщика или пройдоху. Иногда мелькают еще какие-то фигуры, но отчетливо я рассмотрел только пятерых. Они никогда не бывают вместе. Они приходят и уходят по одному.
Я смотрю в глазок и вижу того, кого встречаю чаще других. По-видимому, это хозяин. В ветхой рубашке и в штанах с отвисающими коленками он выходит на площадку с ведром мусора и, шмыгая полустертыми сандалиями, отправляется к мусорным бакам. Я всовываю ноги в дежурные кроссовки, хватаю ведро и вылетаю на площадку вслед за ним. Детское любопытство управляет мной. Я как маленький ребенок, вместо того, чтобы наслаждаться
