Еще одно бесполезное сожаление. Придется найти способ заглушить его, как и все остальные.
— Уверен, он понимает, — сказал Док.
Искренности его голосу явно не хватало, но это не имело значения. Главное, что от него тишина казалась не такой звенящей.
Я очнулся, почувствовав укол шприца.
— Какого хрена, Док?
Тот свел густые брови.
— Это слабое успокоительное, Брэйди. Поможет тебе уснуть. Хочешь остаться здесь?
Я осмотрелся по сторонам.
— И проснуться оттого, что у какого-нибудь больного среди ночи случится припадок?
— Это было всего один раз, — проворчал Док. — И сейчас и так середина ночи.
— Нет, я пойду — я в порядке.
Вранье, конечно, но мне очень нужны были душ, чистая форма и сигареты. В медотсеке я мог получить только два из трех, а больше всего сейчас мне хотелось покурить.
Док сочувственно хлопнул меня по плечу, отправляя в мигающий красным коридор. Я направился в офицерский отсек, но дверь в нашу с Кэмом комнату оказалась заблокирована в открытом положении. Белье и матрас пропали — видимо, меня выселили, — мой рюкзак лежал на полу, и вокруг него, словно конфетти, валялись презервативы.
Я огляделся поискать, какой урод-приколист бросил их на виду у всех мимо проходящих, но поблизости никого не оказалось. Козлы.
Я собрал резинки и запихнул в рюкзак, стараясь держаться спиной к окну, космосу и огромному кораблю Безликих, пиявкой присосавшегося к внешнему поясу.
В горле саднило, в груди давило, но какой смысл плакать из-за гребаной комнаты. Какая разница, что это была наша с Кэмом комната. Теперь она пустая. И холодная.
Я закинул рюкзак на плечо и побрел к лифту.
Весь мир переливался красным. Я инстинктивно пытался проморгаться. Я как-то видел пилота Ястреба, страдавшего от акселерационного стресса. Он делал то же самое: просто сидел в медотсеке и безостановочно моргал, пытаясь разогнать красную пелену перед глазами от полопавшихся кровеносных сосудов. Когда двери лифта со скрипом разошлись на уровне казарм, я тоже все еще моргал.
Место казалось почти опустевшим. Ну да, боевая готовность, парни наверняка на своих постах. Правда некоторые ходили туда-сюда по широким коридорам. И среди них Чезари.
— Эй, Гаррет, привет. — Выражение его лица было настороженным и мрачным. Красные огни стирали острые углы дверных проемов и переборок, сглаживали резкие черты. — Наверху ты больше не нужен?
— Ага.
Глаза Чезари расширились.
— Ты знаешь, что там происходит? С Безликими?
— Понятия не имею, старик, — соврал я, потому что… мать твою, с чего начать?
— Ясно. — Чезари пожевал губу. Его рука дернулась к шее, и я вспомнил о крестике, который он носит под футболкой. — Удачи тогда?
— Угу, тебе тоже.
Казарма оказалась пуста, постели были разобраны, кое-где белье валялось прямо на полу, как его оставили ребята, когда включилась сирена. Я бросил рюкзак на пустую койку и начал рыться в нем, ища сигареты. Во рту аж выступила слюна.
Я вдруг подумал, не слышит ли меня еще Кэм. Почувствую ли, когда Кай-Рен все исправит? Интересно, Кэм просто выскользнет из меня, или расставание будет острым и болезненным, как ампутация в полевых условиях?
Я закрыл глаза.
«Кэм? Ты еще тут?»
Я ничего не ощущал. Никакой голос в голове мне не ответил. Ничего, кроме жалящего отчаяния, да и какая разница? Я знал, что все это ненадолго.
Потушив сигарету о пол, я прикурил еще одну. Глядя на завитки дыма, я старался не обращать внимания на саднящее горло. Я решил курить, пока они не кончатся. Несмотря на успокоительное, спать не хотелось.
Не знаю, чего хотелось.
Но мне не нравилось быть одному.
Я вспомнил парня, которого видел как-то в медотсеке — он перерезал себе горло. К тому времени когда его доставили, он уже был мертв, а тот парень, который пытался его спасти — какой-то новенький весь в крови — просто стоял, трясся и повторял: «Он попросил передать бритву».
Мне было жаль новенького, но не парня, который покончил с собой. Ему я завидовал. Никогда не верил в поговорку «пока дышу — надеюсь», пока дышу — несу ответственность, разве нет? А мне нужно было дождаться, когда все закончится. Я не мог бросить Люси. Она слишком зависит от меня.
— Я выдержу, — прошептал я себе. — Выдержу.
— Эй, Гаррет!
Твою мать. Я знал этот голос. Развернувшись на койке, я увидел в дверях Уэйда. С двумя корешами-уродами. Похоже, я в меньшинстве.
— Твой дружок-педик Раштон натравил на нас Безликих.
Мое сердце заколотилось. А его? Он все еще со мной?
Мечты, мечты.
— Ты не знаешь, о чем болтаешь, Уэйд.
— Я знаю, что ты пидор, — ухмыльнулся он, но его страх все равно был очевиден. — По-моему, это я доказал.
Я попытался не выдать, что испуган. Не выгорело.
— Отвали.
Ладони вспотели, и я вытер их о брезент кушетки.
— Подойди и повтори это мне в лицо. — Он усмехнулся.
Черт, деваться было некуда.
Я встал на ноги, бросил сигарету на пол и раздавил носком ботинка, тщась изобразить равнодушие.
— Какого хрена тебе надо, Уэйд?
Да, не стоило задавать такой вопрос уроду-садисту вроде него.
Его дружки притиснули меня к стене, прежде чем я успел пройти мимо. Проще простого.
А потом набросились на меня.
«Кэм? Ты тут, Кэм?»
Как же трудно связно мыслить, когда Уэйд пытается заставить меня захлебнуться собственной блевотиной. Первый удар пришелся по носу. Второй сломал ребра. А после я как-то потерял счет.
Живот, лицо, яйца.
Три места, который я пытался, скорчившись, прикрыть, но эти ублюдки работали по схеме.
Я лежал на полу и, каждый раз когда я сворачивался, один из них пинал меня куда-нибудь так, что я снова выпрямлялся. Они, конечно, были не столь скрупулезны, как капитан Луткас, игравший с болевым рефлексом, но, уверен, если бы они захотели, будущее в разведке было бы им обеспечено.
Кто бы мог подумать, что я потеряю Кэма и услышу голос Безликого прямо у себя в голове, и это все равно окажется не самым худшим событием за сегодня? Да, редко у кого день может быть настолько отстойным.
Где-то после шестого удара мои нахальство и язвительность вылетели в трубу, оставив только боль.
«Кэм?»
Боже, это не просто избиение.
Один из них со смехом сел на корточки и вытянул мою руку — у меня не было сил вырваться. Захлебываясь кровью из носа, а, может, из пробитого легкого — кто знает? — я не мог высвободиться, даже когда один из гогочущих дружков Уэйда с разбега прыгнул на мое предплечье.
Я услышал треск локтевой кости, и в мозгу осталась лишь одна мысль — в следующий раз это будет моя голова.
Эти ублюдки в самом деле убьют меня.
Я бросил школу, когда мне было двенадцать, чтобы присматривать за Люси.
Школа в Копе была не государственной. Она принадлежала церкви. Не знаю какой, но там говорили, что Безликие — Божья кара за грехи человечества.
Учителя повторяли, что нас будут судить.
И я верил в это.
Судить и осуждать.
Интересно, тот, кто станет судить меня, будет похож на отца?
«Брэйди, — сказал он, когда Люси порезала ногу о старую канистру с водой, — ты должен был присматривать за сестрой», — и, покачав головой, вздохнул.
Прости, папа. Мне очень жаль.
У Люси были такие же серые, как у отца, глаза. Боже, сейчас я видел в них себя.
«Брэйди? Брэйди, понеси меня!»
Я услышал смех.
— Валяй, реви, мелкий педик!
Если я и плакал, то не о себе.
А может, и о себе. О папе, Люси и о себе. О нас троих и о том, как нам не повезло родиться в Копе, ведь жизнь ни разу не давала нам передышки. О том, что мы никогда не просили много, но никогда не получали и малого. О холодной черной вселенной, которая развела нас.
Обо всем.
— Какого хрена, придурок? — Знакомый голос. Брански. Брански, который заправлял на Защитнике-3 черным рынком и который вроде как был моим другом. — Нельзя заниматься этим здесь! Нужно от него избавиться!
