завершения ее. Потому что в тот день, когда я неожиданно замолчал, все осталось незавершенным. Перед тем, как я уйду от вас, уйду из своего физического тела, я хотел бы завершить картину.
Я говорил с индусами, с христианами, с иудеями, с мусульманами, с джайнами, с буддистами, с сикхами, с людьми, принадлежащими почти всем так называемым религиям. И вот впервые я говорю со своими собственными людьми: не индусами, не мусульманами, не христианами, не иудеями. Это большая разница, и только благодаря этой разнице я могу нанести завершающий мазок на картину, которую пишу. Что дает эта разница? С вами я могу говорить прямо, непосредственно. С индусами я вынужден был общаться при помощи Кришны, и я не был счастлив этим. Но другого пути не было. Это было необходимое зло. С христианами я мог говорить только при помощи Иисуса. Мне это было нелегко, но другого пути не было. Нужно выбирать наименьшее из зол. Позвольте мне объяснить вам.
Я не соглашаюсь с Иисусом по всем основным вопросам. На самом деле, есть много вопросов, которые я оставил без ответа, поскольку даже касаться их было бы разрушительно для тех христиан, которые приходили ко мне. Теперь они чисты.
Люди говорят, что я занимаюсь промыванием мозгов. Нет, я не промываю мозги людям. Я определенно прочищаю им мозги, — но я сторонник сухой чистки.
И вот теперь я могу говорить вам в точности то, что думаю; иначе это лежало бы на мне тяжким бременем.
Необходимо было говорить о Махавире, поскольку без этого невозможно было бы заполучить в свои слушатели ни одного джайна. И с Махавирой я не соглашаюсь по всем основным вопросам. На самом деле, мое несогласие относится к большему числу пунктов, чем согласие. Поэтому я вынужден был совершать странную работу. Я должен был выбирать те пункты, с которыми мог согласиться; и совсем ничего не говорить о тех пунктах, по которым я был абсолютно против. Но и в тех пунктах, по которым было некоторое согласие, мне нужно было справляться с еще одной задачей: дать их словам новый смысл, дать их словам мой смысл. Это был не их смысл. Если придет Махавира, он будет в гневе; если придет Иисус, он будет в гневе. Если где-нибудь вся эта толпа из Иисуса, Махавиры, Будды, Лао-цзы, Чжуан-цзы встретит меня, они все сойдут от меня с ума, поскольку я заставил их говорить то, что им никогда и не снилось. Они не могли говорить этого. Иногда даже я вкладывал в их слова смысл, идущий против их основ. Но другого пути не было.
Весь мир разделен. Невозможно найти ни одного чистого человека. Он или христианин — тогда он несет грязь одного рода; или индус — тогда он несет грязь другого рода. Теперь я могу говорить точно и прямо даже то, что может звучать горько.
Шила спросила, почему я называю свою религию первой и, возможно, последней религией.
Да, я называю ее первой религией, потому что религия - это наивысшее цветение сознания. До настоящего времени человек не был способен постичь ее.
Даже теперь едва лишь один процент человечества способен постичь ее. Массы все еще живут в прошлом, отягощены прошлым, обусловлены в поведении прошлым. Сейчас едва лишь один процент человечества в состоянии постичь религию.
Все старые религии основываются на страхе.
Настоящая религия разрушает страх. Она не основывается на страхе.
Во всех старых религиях концепция Бога связана со страхом, с утешением. Иначе нет обоснования, нет свидетельства, нет доказательства существования Бога.
Люди, верящие в Бога, — это на самом деле люди, неспособные доверять самим себе. Им нужен отец, большой Папа.
Они все еще в детстве. Их умственный возраст что-то около двенадцати лет, не более того. Им нужен кто-то, кто даст им смелость, кто направит их, кто защитит их. Они просто боятся остаться одни. Они боятся смерти, которая приближается с каждым днем. Им нужен кто-то, кто защитит их от смерти.
Это защита от вашего страха. Если страх исчезнет, окажется, что Бога нет.
Если вы будете способны доверять самим себе, быть собой, то Бога не будет. Вы будете смеяться над всей этой концепцией Бога.
Вот Иисус молится Богу, постоянно поднимая свои руки к небу, как если бы Бог пребывал там, на небесах. И он не только молится, он принимает и ответы — слышит голоса! Вот они, симптомы невроза. Сказать по правде, Иисус — это психический больной. Он хороший парень. Он добрый человек. Но то, как он ведет себя, доказывает многое. Он фанатик. Он носит в себе ум такого же рода, что и Адольф Гитлер. Он фашист. Он полагает, что будут спасены только те, кто следует
До самого распятия он искренне верит в это. Только распятие приносит небольшое понимание этому душевно нездоровому человеку. Только на кресте он кричит: «Почему ты оставил меня?» Он определенно ожидал чуда. Он — единственный сын Божий, а Бог не приходит. А если он не приходит при распятии, то когда же?
Если даже Иисус не спасается, то где гарантия, что спасутся собирающиеся последовать за ним? И дураки все еще верят, что будут спасены, если последуют за Иисусом. Даже сам Иисус не спасается. И он знал это. Он долго ждал, что произойдет чудо, — но чуда не случилось.
Чудеса не случаются вовсе. Они и не случались никогда. Они — лишь исполнение желаний мечтающих и галлюцинирующих людей. Они нереальны. Если вы верите в них, то они могут показаться почти реальностью, быть может, даже больше, чем реальностью. Это ваша вера создает галлюцинацию. Без этого нет ничего — никаких чудес.
Но сам Иисус верил, что совершал чудеса; и он ждал чуда. Все это очень детские черты. Кроме того, он был немного шизофреником. Он все время говорил: «Блаженны смиренные, ибо их есть царство Божье». Но сам он не был смиренным человеком. Он был очень высокомерным.
Если вы отягощены христианской обусловленностью, вы можете не увидеть, что он очень высокомерен. Но если вы чисты, вы увидите это ясно. Он входит в храм, великий храм иудеев, и расталкивает менял и торговцев, переворачивает их лавки, бьет их... и он говорит о смирении, покорности. Он и его последователи голодны, им отказали в пище в деревне. Он очень зол. Они подходят к фиговому дереву; еще не сезон для фиг, поэтому, естественно, на дереве фиг еще нет. И он от этого становится совершенно безумным и начинает проклинать дерево: «Ты тоже против нас; ты не даешь нам фиги».
Ну, вот вам человек, проклинающий фиговое дерево, когда не сезон, — как вы назовете такого человека? И так говорю не только я. Его собственный Учитель... Иисус был учеником Иоанна Крестителя. Иоанн Креститель был заключен в темницу, и когда он услышал такое об Иисусе, даже он стал сомневаться, стоило принимать его в ученики или нет. Он послал весть Иисусу из своего заточения: «Думаешь ли ты на самом деле, что ты мессия, которого ждали евреи?» Он стал подозревать — слова и дела Иисуса противоречили друг другу. И то, как он ведет себя, не подобает религиозному человеку. Он поступает очень нерелигиозно.
Религиозный человек не может стоять на такой точке зрения, как эта: «Я особенный, единственный сын Божий».
Религиозный человек знает, что он так же обыкновенен, как любая обыкновенная вещь. Он всего лишь как листья травы, как звезды, как горы. Он никоим образом не особенный.
Идея особости, необыкновенности, превосходства — это не что иное, как игра эго, порождающая всяческое высокомерие.
То же самое было и с другими религиями. Я говорил о Махавире, но я не могу согласиться с поведением этого человека. Не могу я согласиться и с идеологией и наставлениями, которые он давал своим ученикам и которые абсолютно противоестественны.
Махавира жил обнаженным. Но ведь это не случайно, что человек изобрел одежду. Это абсолютно естественная потребность, поскольку другие животные покрыты волосами по всему телу и защищены от зимы и холода. У человека нет такой способности. Даже если он порос волосами, они у него не такие густые, как у животного, живущего в снегах. Он не выживет. Он умрет. Он должен защищать свое тело. Его кровь не холодная, как у холоднокровных рыб, живущих в арктических морях. Их кровь холодна, холодна, как лед, она имеет определенный химический состав, предохраняющий ее от замерзания. Снаружи для нас
