пятьдесят тысяч сто шестьдесят шесть километров, — доложил он.
Прекрасно. Насколько я знал, вокруг Цереры вращалась огромная жилая станция, построенная независимыми старателями, известными как «скальные крысы». Пираты тоже частенько использовали Цереру в качестве безопасной гавани для своих судов. Некоторые из них были не прочь подработать и как спасатели — особенно если натыкались на брошенный корабль. Я, однако, сомневался, что кто-то из местных жителей бросится к нам на выручку — все-таки Сорок Девятый должен был пройти слишком далеко от Цереры, чтобы игра стоила свеч. Кроме того, спасатели теряли право на удержание спасенного имущества в случае, если на борту находились живые члены экипажа — так гласил закон. Однако головорезам с Цереры ничего не стоило превратить
— Короче говоря, куда ни кинь, всюду клин, — резюмировал я.
— Это… фразеологический оборот, сэр?.. — осведомился Сорок Девятый после небольшой паузы, которую я бы назвал задумчивой.
— Что ты можешь знать о фразеологических оборотах? — удивился я.
— В моей памяти хранится несколько словарей, два тезауруса и три сборника самых известных цитат. Не хотите ли прослушать несколько высказываний сэра Уинстона Черчилля?
— Нет, спасибо, — коротко ответил я. Я был слишком подавлен, чтобы разгневаться. Да что там говорить — я был просто напуган, напуган до чертиков!
Наш дрейф продолжался. Каждый день я отправлялся на битву с упрямыми, как мулы, солнечными батареями и тупыми ремонтными роботами. Собственно говоря, на приведение этих последних в рабочее состояние я тратил времени больше, чем на что-либо другое. Солнечные батареи замерзли основательно, и мне приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы развернуть хотя бы одну секцию. Сорок Девятый тоже трудился изо всех сил, изыскивая все новые и новые способы экономии электроэнергии. В первую очередь, она была необходима для установок регенерации воды и рекондиционирования воздуха, однако вскоре я обнаружил, что компьютер начал выключать их через каждый час. Какое-то время все шло нормально, но потом мне начало казаться, что от воды пахнет мочой. Возможно, это просто сработало мое воображение, но вот качество воздуха ощутимо ухудшилось. Содержание углекислого газа в нем росло так быстро, что я начинал кашлять и задыхаться. Удушье проходило, только когда поглотители углекислоты включались снова, но проходил час, и все повторялось.
Я спал, когда Сорок Девятый включил тревожную сирену. Вскочив, я кое-как продрал глаза и заорал:
— В чем дело?! Что опять стряслось?!
— Установка рекондиционирования воздуха не запускается после очередного отключения, сэр… — пробормотал Сорок Девятый таким тоном, словно это была его вина.
Проклиная все на свете, я влез в свой вонючий скафандр, вышел из капсулы и проник в отсек, где находилось соответствующее оборудование. Свет здесь, разумеется, не горел, и в лучах единственной лампочки у меня на шлеме трюм был похож на какие-то механистические джунгли. Во внешнем корпусе зияли огромные дыры, прорубленные пиратскими лазерами, и сквозь них внутрь заглядывали далекие звезды.
— Включи освещение, — приказал я Сорок Девятому. — Я ни черта не вижу!
— Но режим экономии…
— К дьяволу экономию! — выругался я. — Если я не смогу запустить установку рекондиционирования, электричество никогда мне больше не понадобится, а без света я ничего не могу сделать.
В конце концов лампочки освещения трюма все-таки включились. По крайней мере некоторые, но это существенно облегчило мою задачу. Довольно скоро я понял, что сама установка не повреждена, зато от постоянного включения и выключения разладился запускающий контур. Согнув подобающим образом кусок провода, я замкнул контакты вручную, и насосы тотчас включились. Слышать их в вакууме я, разумеется, не мог, зато ощущал вибрацию, передающуюся по металлоконструкциям у меня под ногами.
Шли дни, тянулись недели. Вскоре Сорок Девятый посадил меня на жесткую диету, пытаясь растянуть на возможно больший срок запас продовольствия. Мой дневной рацион состоял теперь из одного гамбургера с соевой котлетой и стакана восстановленного фруктового сока. Правда, воды я мог пить сколько влезет, однако она с каждым днем все сильнее отдавала мочой. Неудивительно, что я терял силы и становился все раздражительнее. Сорок Девятый прилагал все усилия, чтобы меня подбодрить. По утрам, едва заметив, что я проснулся, он принимался цитировать Черчилля: «Мы будем защищать наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на берегу, мы будем сражаться на посадочных площадках, мы будем сражаться в полях и на улицах, мы будем сражаться в горах, мы никогда не сдадимся…»
Ну-ну…
Кроме того, при каждом удобном и неудобном случае Сорок Девятый включал симфонии Бетховена. Вероятно, кого-то они действительно способны вдохновить, но только не меня.
Он даже позволил мне выиграть у себя в шахматы. То есть почти позволил… До победы мне оставалось два или три хода, но тут Сорок Девятый поставил мне мат, и на этом игра закончилась.
С самого начала я твердо знал, что не протяну и ближайшие восемь недель, не говоря уже о восьми месяцах, необходимых, чтобы подойти к Церере достаточно близко. К тому же я был уверен: это ничего не даст.
— Никто нас спасать не будет… — пробормотал я, обращаясь больше к себе, чем к Сорок Девятому. — Никому мы не нужны.
— Не отчаивайтесь, сэр, — тотчас вмешался компьютер, — Наш аварийный маяк все еще передает сигнал бедствия на всех частотах.
— Ну и что?.. — Я пожал плечами. — Я же не сказал, что нас не услышат. Я сказал: никто не будет нас спасать.
— И все равно, сэр, пока человек жив, жива надежда. «Всем оставаться на борту!!!», «Я даже еще не начал сражаться…», «Отступать? Какого черта, ведь мы только начали!»,[1] «Когда в раздоре с миром и судьбой…»[2]
— ЗАТКНИСЬ! — заорал я. — Просто заткнись и оставь меня в покое. Ни слова больше! Я не желаю с тобой разговаривать, понятно?!
Сорок Девятый обиженно замолчал.
Я продержался недели полторы, не больше. Точно, впрочем, сказать не могу. Часы и дни были до того похожи один на другой, что я перестал ощущать течение времени. Дрейф продолжался, и я перестал бриться и принимать душ. Довольно скоро я сделался похож на грязного, заросшего бородой бродягу, какого не в каждую ночлежку пустят. Собственное отражение, которое я изредка замечал в панорамном экране ходового мостика, каждый раз вызывало у меня острый приступ отвращения.
В конце концов я не выдержал.
— Эй, Сорок Девятый! — позвал я. — Скажи что-нибудь. Голос мой звучал хрипло, а в горле было сухо, как на Марсе. Компьютер молчал.
— Что-нибудь!.. — повторил я почти с мольбой. И снова никакого ответа. «Обиделся, — подумал я. — На меня обиделся!»
— О'кей, — покорно вздохнул я. — Отменяю запрет на молчание. Поговори со мной, пожалуйста!
— Критическое положение с электроснабжением, сэр. Солнечные батареи сильно пострадали от ударов микрометеоритов. Вышли из строя три из шести ремонтных роботов.
— Понятно. — Я снова вздохнул. В данном случае я не мог ничего предпринять. — Что еще?..
— Запасы продовольствия подходят к концу. При нынешних темпах потребления продуктов хватит на четыре дня.
— Ладно, учту. — С этим я тоже ничего не мог поделать, разве только еще больше урезать собственный и без того мизерный рацион.
— Не хотите ли сыграть партию в шахматы, сэр? Я едва не расхохотался.
— Конечно! Черт побери, почему бы нет?! — Никаких других занятий у меня все равно не было.
Сорок Девятый снова выиграл. На этот раз мне оставался всего один ход до победы, когда неожиданным маневром слона он поставил мне очередной мат. Я, впрочем, нисколько не огорчился. На это у меня просто не хватило сил, зато пока мы играли, у меня появилась идея, которая показалась мне довольно
