— Племена не любят чужаков с другой татуировкой. — объяснила Вера. — Тоже сделают рабами, или просто убьют. Или перепродадут Племени Горы, а те — басурам.
— А у вас свои негры есть? — спросил я. — Ну, дома, в смысле.
— Нет, откуда? — снова удивилась она. — Негры есть у плантаторов, но у них и объездчиков своих много. Кто будет негра держать в доме? Кому жизнь недорога? Есть свободные негры, конюх, например, и повар, но они работают по найму.
— Это как? — не понял я.
— Если негр готов вступить в лоно Церкви Христовой, то он ходит в больницу при храме и там ему начинают выводить татуировку с лица. — снова пустилась в объяснения моя спутница. — Когда ее всю сведут, местный Преподобный допускает его к Крещению. И после этого его отпускают — никто не вправе держать в собственности христианина, вернувшего себе облик Божий. Правда, никто и не обязан его кормить, поэтому он должен найти себе работу. И ходить в больницу, где ему будут понемногу сводить татуировку со всего тела.
— Ага… во как. — поразился я. — А если он перестанет ходить в больницу?
— Тогда Преподобный вправе его судить, как за малое преступление. И он будет наказан, как карманник, попавшийся в первый раз.
— Это как?
— Кнутом, как же еще? — снова удивилась она моему вопросу.
— Ага… — только и нашелся, что ответить, я.
— Вот здесь полковник сидит. — сказала между тем Вера, указав на низкую деревянную дверь в стене массивного одноэтажного флигеля. напоминающего цейхгауз.
Никакой охраны у двери не было, поэтому мы просто толкнули дверь и оказались в полутемном и довольно прохладном, особенно после уличного зноя, помещении. Низкий потолок, маленькие окна в глубоких нишах, длинный стол, за которым сидела уже знакомая четверка — «Цыган», недавно на наших глазах клеймивший преступников, и трое его помощников, все с висящими на шее латунными бляхами со знаком креста и какой-то надписью. На столе расположился кипящий чайник, а на развернутой бумаге красовалась горка свежих калачей.
В углу комнаты стояла ружейная пирамида, в которой в рядок выстроились вороненые винтовочные стволы, на стене висели какие-то плакаты о розыске и объявления, и еще черный простой крест. К моему удивлению, никаких икон в 'красном углу' я не увидел, хоть и ожидал.
— Чем служить можем, уважаемые? — спросил пожилой дядек — тот, что держал на казни коробку с клеймами.
— Нам бы к полковнику. — сказала Вера. — О нападении на обоз рассказать.
— Туда проходите. — лаконично сказал он, указав на еще одну дверь, в дальнем конце караулки.
— Спасибо. — хором ответили мы и направились туда.
За дверью оказалась еще комнатка, теперь уже совсем тесная, большую часть которой занимал письменный стол, заваленный бумагами. На побеленной стене, возле обязательного креста, висела большая карта окрестностей города с какими-то пометками и воткнутыми в нее флажками и значками. Еще на стене, на крючьях. как у оружейника на стенде были, висели несколько разных винтовок.
За столом, на простом и не слишком удобном стуле, грубо сколоченном из деревянных брусков, сидел среднего роста человек в сбитой на затылок шляпе. Недлинная борода, худое и умное лицо, загорелое на местном солнце до цвета мореного дерева, голубые, очень светлые глаза. Одет он был в черную жилетку- разгрузку с множеством карманов, и серую рубашку под ней, с завернутыми до локтей рукавами. Все левое предплечье покрыто целой сеткой шрамов, словно кто-то пытался прожевать руку этого человека и немало в этом преуспел.
— Проходите, не стесняйтесь. — подбодрил он нас, едва мы показались на пороге, и снимая шляпу при виде Веры. — С чем пожаловали?
— Обоз наш побили. — сказала Вера. — Павла-купца, что с Большого Ската, какой на Торг пошел. Мы двое уцелели, и больше никого.
— Кто? — спросил полковник, поднимаясь из-за стола и делая шаг к карте. — И где?
К моему удивлению, а я привык к тому, что понятия «женщина» и «карта» несовместимы, Вера ни на секунду не задумавшись, ткнула пальцем в какую-то точку на карте, добавив:
— Здесь. Сразу, как степь закончилась, в овраге. Племя Горы. У них ружья были, вот такие…
Она обернулась ко мне, и я понял без слов, что она хотела. Снял с плеча трофейную однозарядку, выложил на стол перед полковником. Тот кивнул коротко, придвинул оружие к себе, осмотрел.
— Басурская работа. — сказал он. — Не в первый раз уже вижу. Специально для негров делают, подешевле. А ты что скажешь, боец?
С этими словами он обратился ко мне.
— А я не знаю. — ответил я без излишней выдумки. — Могу сказать только, что такой затвор с рычагом — дешевле и не придумаешь. Но сломать невозможно и стрельнет неплохо, пока затвор не разболтается.
— Правильно думаешь. — кивнул полковник. — Но говоришь странно. Откуда сам?
— Не знаю. — пожал я плечами. — Проблема у меня с этим.
Насчет таких вопросов я давно для себя решил — из легенды выбиваться не надо. Решили, что у меня 'мозги помялись', на том и стоять будем.
— Не понял. — прищурился собеседник.
— Память я потерял, большими кусками. — ответил я. — Как раз во время боя.
С этими словами я снял с головы шляпу и повернулся к полковнику здоровенной, налившейся лиловым и покрытой запекшейся кровью ссадиной.
— Вот как. — чуть удивился тот. — А ты что о нем знаешь, барышня?
Вера вздохнула, чуть переигрывая, затем сказала:
— Отец его на Торге нанял, он с другим обозом пришел. Сам откуда-то с севера, крещен Андреем. Отец о нем больше знал, а мы и поговорить толком не успели.
— Кем нанял? — по делу уточнил полковник.
— Телохранителем мне. — ответила Вера без запинки. — И законным защитником. Он меня и спас, собственно говоря, только сам вот… по голове получил при этом.
— Ну… ты скажи… — даже озадачился местный военачальник. — А что помнишь, добрый человек?
— Да все… кусками как-то. — неопределенно ответил я. — Дом помню, как выглядит. А где это — не помню. Людей каких-то помню. Что умею — ничего не забыл. А имя свое уже у Веры узнал, забыл сам.
На мой взгляд, так и нормально получилось. Как у Доцента из 'Джентльменов удачи' — 'Тут помню, тут не помню'. Классика.
— Девица… тебе тогда перед нашим Преподобным надо клятву принесть, что раб Божий Андрей тебе законный Защитник, иначе никак. А он уже свидетельство даст, что принял такую клятву.
С этими словами он посмотрел ей в глаза строго. Но девочка не смутилась — она себя давно уверила в том, что такова была бы отцова воля, поэтому согласилась со всей горячностью. Полковнику такой оборот дела понравился, по всему видать, доверие вызвал. Тут с клятвами на Библии, или чем там еще принято, не шутят, видать.
— А тебе… — сказал он, обратив свой взгляд на меня. — … могу вот что присоветовать: мы тебя на карточку снимем. И отошлем на Большой остров с пакетботом, а они оттуда дальше пошлют, с уведомлением, что мол, потерял память человек, может знает его кто? Глядишь, в ином месте и вспомнят. Как?
Вспоминать в этом мире меня некому, так что согласился я легко. Зато подозрений меньше на мой счет будет. Зачем мне подозрения, когда у меня еще вопросы впереди будут, по имуществу спасенного ребенка и ее отношениям с дядей. Не надо такого, чтобы в меня можно было пальцем тыкать.
— А насчет Племени Горы уверены были?
— Конечно. — кивнул я, благо Вера про это все мне по дороге разобъяснить подробно успела. — У них на лбах пик треглавый был, какому они молятся. Это я как-то помню.
— Застрелил кого? — уточнил полковник.
