— Я бы хотела открыть новый текущий счет, — сказала она банковскому служащему, — но сначала мне нужно узнать баланс вот по этим счетам. Тогда и скажу, сколько переведу на новый счет. — Она протянула два депозитных сертификата и назвала номер срочного и текущего счетов.
Служащий набрал код на компьютере, и Бернадин увидела, как на мониторе засветились оранжевым цветом их имена: Джон Харрис, Бернадин Харрис.
— Господи! — произнес клерк.
— Что-то не так? — Она перегнулась через барьер, чтобы лучше видеть.
— Боюсь, должен вас огорчить, но все эти счета закрыты, кроме текущего.
— Закрыты? — Она наклонилась еще ближе, вглядываясь в монитор. — То есть, как — закрыты?
— Здесь помечено, что мистер Харрис закрыл их в начале этой недели, но оставил открытым текущий счет. На нем три тысячи девяносто два доллара. Превышение кредита возможно еще на три тысячи.
— Но он же не может закрыть счета вот так, даже без моей подписи?
— Может и уже сделал.
— Но я его жена.
— Я понимаю, миссис Харрис, но эти счета были открыты именно на таких условиях. Я даже не знаю, что сказать. Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось узнать это таким образом.
„Подонок и дерьмо", — подумала Бернадин. И запаниковала. На прошлой неделе она выписала своему адвокату чек на пять тысяч, предварительный гонорар, который та, скорее всего, еще не использовала, а вчера оплатила счета как обычно — чеками. В общей сложности тысячи на три. И это без учета закладной — по ней платить только через две недели.
— Но счета… Мне же вернут чеки!
— Я бы рад вам помочь, но что поделаешь, — посочувствовал он.
— Все равно, я хотела бы знать, сколько было на счетах перед тем, как их закрыли. Всего.
Он взял калькулятор и начал считать, глядя на монитор. Потом написал на бумажке цифру и протянул Бернадин. Тридцать две тысячи с мелочью.
— Дело в том, что мы разводимся.
— Я так и подумал. Хотите открыть новый счет?
Бернадин совсем растерялась. За что же он их так? Что она такого сделала, что он решил ее раздавить, растоптать? Ерунда, мол, пустое место. Ее жизнь ничего не значит. А на детей ему, выходит, тоже наплевать? Или он решил отыграться за машины? А про распродажу он тоже уже знает? А, ну да, правильно, его адвокат уже подал от имени Джона жалобу.
— Миссис Харрис?
Бернадин встряхнулась.
— Да, пожалуйста. Я открываю новый счет.
Клерк подал ей карточки, показал, где расписаться. Закончив, Бернадин встала и вдруг поняла, что совершенно разорена.
— Подонок и дерьмо, — повторила она, на этот раз вслух, сильно изумив банковского служащего.
Бернадин убрала в сумочку новую чековую книжку, поблагодарила его и вышла под палящее солнце.
Бернадин остановила машину и посмотрела на вывеску: „Харрис: программное и компьютерное обеспечение". Глупо. Хоть бы название поменяли, идиоты. Она выключила зажигание и вышла из машины. Кабинеты администрации, „руководства", как говорил Джон, находились рядом со складом, в дальнем крыле темно-серого, отделанного дымчатым стеклом здания.
В холле за конторкой стояла Лина. Похоже, она никак не ожидала увидеть Бернадин и слегка растерялась:
— Здравствуй, Бернадин. Как дела?
— Нормально, — громко ответила Бернадин.
— Ты к Джону?
Дурацкий вопрос. Но Бернадин понимала, что для Лины ситуация и впрямь неловкая: ее муж и Джон вместе играют в гольф.
— Конечно, к нему, Лина, — сказала Бернадин. — Он все в том же кабинете?
— Да, я ему сейчас позвоню, — заторопилась Лина, но Бернадин уже ушла.
Свернув в коридор, Бернадин сквозь стеклянную дверь увидела, как Джон снял и снова положил телефонную трубку. Ах, какая идиллия! Вы подумайте! У стола Джона сидела Кэтлин. Надо же, она еще более яркая блондинка, чем ее помнила Бернадин. Кэтлин вскочила, но Джон жестом удержал ее, словно говоря: „Не уходи, я справлюсь".
Бернадин вошла в кабинет и застыла на пороге. Посмотрела Кэтлин в лицо, потом на Джона, потом снова на Кэтлин. Щеки у Кэтлин пылали. Бернадин так трясло, что она даже не поняла, что это ее рука влепила Кэтлин пощечину. Только увидев, как Кэтлин падает у стола Джона, она сообразила, что произошло, и, не дав Кэтлин подняться, схватила ее за волосы и подтянула так близко к себе, что почувствовала ее дыхание.
— А теперь не возражаешь, если я поговорю немного с моим мужем без тебя? Я недолго.
Джон, оттолкнув стул, ринулся к ним и споткнулся о свой атташе-кейс. Бернадин разжала руку, и Кэтлин выскочила из комнаты. Бернадин повернулась к Джону, стискивая сумочку и так сузив глаза, что они превратились в две щелочки. Он замер. Довольная сознанием своей силы, она сказала:
— Не бойся, пистолета у меня нет. — И села в кресло, в котором только что сидела Кэтлин. — И тебе крупно повезло, что нет.
— У тебя бред или что-нибудь похуже, — сказал он. — Ты испытываешь мое терпение. Еще одна такая выходка, и я подам на тебя в суд. А если Кэтлин решит на тебя заявить, я с удовольствием буду ее свидетелем. Что ты здесь делаешь?
— Я только что из банка.
Джон сел.
— Ты играешь не по правилам, и мне тоже не остается ничего другого, — развел руками Джон. Говорит, ну прямо как белый пай-мальчик. Ну да, этого он всегда и хотел. Быть белым.
— Зачем ты так, Джон?
— А зачем ты сожгла мои вещи? Какого хрена ты продала мою машину — я ведь годы потратил, чтобы ее реставрировать, — за один вшивый доллар? Я делаю только то, что мне посоветовал мой адвокат.
— А на какие шиши нам жить?
— Я оставил тебе около семи тысяч на текущем счету. У тебя есть работа. Этого должно хватить, пока мы не придем к соглашению. И тебе бы нужно найти себе адвоката получше. Если бы она согласилась на ту сумму, которую мы предлагали, нам с тобой не пришлось бы тратить время и деньги на суды.
Бернадин с трудом сдерживалась, ей очень хотелось рассказать, что она знает все, что он вознамерился сделать, что он их не проведет, но вовремя спохватилась, что ей вообще не положено тут быть.
— Джон, но мне нужно заплатить пять тысяч адвокату.
— Какая жалость. Так дорого обходятся нынче адвокаты?
— Я только что заплатила по мартовским счетам. Мне же чеки вернут. Что я, по-твоему, скотина ты эдакая, должна делать, а?
— Бернадин, — поморщился он, — можем мы решить наши проблемы, как нормальные люди?
— Нормальные?! Да ведь это ты закрыл эти проклятые счета! Через две недели платить по закладной. Чем?
— Дом твой. Если передумала, я с удовольствием возьму выплаты по закладной на себя, а тебе буду переводить по полторы тысячи в месяц, пока не придем к окончательному соглашению.
— А пошел ты…
— Слушай, я оставил тебе дом. Продай.
— Продать? Сейчас? Непременно! Как только домой приеду. А скажи, когда это ты решил продать компанию?
— С полгода назад.
— И ты действительно думаешь, что тебе это так сойдет?
— А что мне должно так сойти?
— Я тебя ненавижу. Знаешь об этом?
— Очень жаль, Бернадин.
— Кто, если память у тебя еще не совсем отшибло, помогал поднимать эту твою сраную компанию? Ты что думал, прибрать денежки и дать деру?
Джон встал и закрыл дверь.
— Понимаешь ли, в последнее время дела шли не так хорошо, как ты думаешь, и не волнуйся, часть денег ты все равно получишь.
— Я и не волнуюсь.
— Слушай, Бернадин, давай не будем усложнять друг другу жизнь еще больше. Я уже отдал тебе дом. Я буду платить столько, сколько назначит суд, чтобы мои дети ни в чем не нуждались. Но я также готов дать триста тысяч тебе. Сегодня же. Наличными. И покончим с этим.
— У тебя что, бред? Триста тысяч? У меня такса повыше. А насчет жизни, так хуже, наверное, уже не бывает.
— А я бы на твоем месте взял. Сэкономила бы большие деньги.
— Возможно, все эти одиннадцать лет и вела себя как последняя дура, но это дело прошлое, приятель. Хочешь соглашение? Пожалуйста! Пусть твой адвокат свяжется с моим.
