— Мам, а почему мы здесь остановились? — спросила Оника.
— Потому что мне нужно положить на наш счет деньги.
Бернадин вышла из машины, надписала конверт и опустила его в ящик у входа. Счет они пришлют Джону в офис, и, когда он спросит ее, что это значит, она объяснит, что взяла свою половину. Она вернулась в машину.
— Ой, нет, — разочарованно вздохнул Джон-младший. — Меня убили. — Он даже не заметил, что они остановились.
— Отвлекись на минутку, — попросила Бернадин.
Он закрыл крышку. Повернувшись к детям, она смотрела на них.
— Мне нужно вам сказать что-то очень важное.
Ну вот, теперь сын возится с черепашкой Ниндзя. Бледный он какой-то, а у Оники косички почти расплелись…
— Вы понимаете, ребятки, что такое развод?
— У Дженни мама с папой в разводе, — сказала Оника.
— Это когда родители вместе больше не живут, — гордо сказал Джон-младший, усаживая на сиденье свою черепашку.
„Для девяти лет этот парнишка слишком самоуверен", — подумала Бернадин.
— Да, Джон, ты прав. А вы понимаете почему?
— А они терпеть друг друга не могут.
— Это не так, кто тебе сказал такую чушь?
— Захария сказал, что его мама ненавидит отца, а отец маму, и поэтому они развелись. В нашем классе таких восемь. Захария говорит, что все разводятся, потому что у всех мамы с папами друг друга ненавидят.
— Не слушай Захарию. На самом деле просто мама с папой больше не любят друг друга, как раньше, и поэтому им трудно жить вместе.
— Вы с папой разводитесь? — спросил он.
Бернадин очень хотелось закурить, но она старалась не дымить в машине при детях. Прикусив нижнюю губу, она сказала:
— Да.
— У-р-р-р-а-а! — завопила Оника, чем совершенно перепугала свою мать. — Скорей бы рассказать Дженне!
— Это значит, что папа с нами больше не будет жить? — спросил Джон-младший.
— В общем, да.
— Ты его больше не любишь? — спросил сын.
Бернадин чуть было не сказала: „Да, черт возьми, и уже давно", но передумала.
— Понимаешь, все гораздо сложнее. Иногда люди все еще любят друг друга, но им уже не хочется быть все время вместе, как раньше. Они начинают раздражаться, постоянно обижаются, сердятся друг на друга, ссорятся без конца, так что всем только лучше будет, если они разойдутся.
— А где папа сейчас живет? — решила выяснить Оника.
— А у тебя будет другой муж? — спросил Джон.
— Насколько я знаю, папа из Скоттсдейла не уезжает, а я в ближайшее время ни за кого замуж не собираюсь.
— А мы тоже будем иногда жить с папой, как Дженна? — спросила Оника.
— Мы еще не решили, но вы с ним будете видеться довольно часто. В выходные и, может быть, иногда на каникулах.
— Это все, что ты хотела нам сказать? — спросил Джон, снова доставая игру.
— Нет. Я хотела еще сказать, что папа вас по-прежнему любит.
— А когда мы с ним увидимся? — спросил он.
— В субботу.
— А мы что, собираемся переезжать?
— С чего ты это взял?
— Захарии с мамой пришлось переехать в квартиру.
— Нет, думаю, нам не нужно будет переезжать.
— Ой, а я хочу переехать, — сказала Оника.
— Почему?
— Так ведь это же здорово, пожить где-нибудь еще, правда?
— Ага, мам, давай переедем, ну пожалуйста, мам… — принялся упрашивать Джонни.
— Эх, ребятки, все не так просто.
— Ты сказала, что мы с папой увидимся уже в субботу? — спросил мальчик.
— Да.
— У-р-р-а-а-а! — снова обрадовалась Оника.
— А как же мой баскетбол?
— Папа тебя и отвезет, — сказала Бернадин, подумав: „Хоть раз в жизни".
— А у папы будет новая жена? — спросил Джонни.
Он задел больное место, и она не сразу нашлась, как ответить, но в конце концов выдавила:
— Нет, сразу он не женится, но у него, возможно, есть приятельница.
— Ты хотела сказать — девушка, — поправила Оника.
— У папы не может быть девушки, бестолочь, — сказал Джон.
— Нет, может, — не сдавалась Оника. — Я даже знаю кто.
Сил больше не было все это выслушивать.
— Кто хочет в „Макдональдс"? — спросила Бернадин.
— Я. Так кто же? — не отставал Джон.
— Кэтлин. Я тоже хочу сандвич с сюрпризом, мама, — отозвалась Оника.
— Почему ты решила, мисс Всезнайка? — спросил брат.
Бернадин закурила и завела машину.
— Потому что!
— Потому что — что?
— Что вам взять?
— Биг-мак и бутылочку „спрайт", — сказал Джон.
— Чизбургер и кока-колу, — сказала Оника. — Потому что я видела, как они целовались в губы. Вот.
Бернадин рванула с места и развернула машину так быстро, что проехала по бордюру. Она включила радио на полную мощность; ей так не хотелось, чтобы дети заметили, как она плачет. Сдерживаясь, она чуть не задохнулась.
Она сидела у матери в гостиной. Дети играли в саду. Бернадин наконец рассказала Джиниве, что произошло, вплоть до сегодняшнего дня. Единственное, чему та удивилась, так это стрижке дочери.
— Я ему вообще никогда не доверяла.
— Ну откуда ты могла знать, мама?
— Я за ним долго наблюдала. Как он превратил тебя в бесхарактерную размазню, а сам делал то, что его левая нога захочет. Вы уже давно живете практически без отца, так что намного трудней тебе не станет. Все, что нужно знать: получишь ты то, что тебе причитается, или ты с детишками пойдешь побираться, а он будет жить как Крез.
— Я тебе уже сказала, у меня хороший адвокат, она все сделает.
— Короче, Джону в моем доме лучше не появляться, а то я его точно пошлю куда подальше.
— Мам, тебе-то он что сделал?
— Он тебя обидел, а это то же самое, что меня. Посмотри-ка на себя! На кого ты стала похожа? Новая прическа, побольше макияжа и думаешь, что удалось спрятаться? У тебя глаза потухли. И хотя, бьюсь об заклад, шмоток на тебе сотни на три-четыре, а вид все равно — краше в гроб кладут. Да ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него так переживали. Ни один.
— Да ладно, скоро пройдет.
— Ты не знаешь, сколько протянется эта кутерьма? Времени всегда требуется больше, чем думаешь. — Джинива достала из пакета Оники ломтик жареной картошки и сунула его в рот. — И, пожалуйста, не поддавайся на его уговоры. Он на это мастер, а ты доверчивая, как будто только вчера родилась.
— Мам, может, хватит, а?
— Сейчас. Я вообще не понимаю, как ты могла его так долго терпеть. Наглый, самоуверенный сукин сын. Подумать только, бросил тебя ради какой-то белой!
— Могла бы не напоминать.
— Спорю, она и не представляет, в какое дерьмо попала.
— Скоро узнает.
— Ладно, девочка. Я знаю, тебе нелегко. Так что, как только эти обормоты станут действовать тебе на нервы или надо будет куда уехать, просто побыть одной, сними трубку и позвони своей матери. Я их заберу. Ясно?
— Спасибо, мама. Только они не обормоты.
— Джон-младший именно обормот. Но я не то хотела сказать. Будь добра, не изображай из себя суперженщину. Ты и так слишком много на себя взвалила. Вкалываешь полный день — эта работа отнимает у тебя очень много энергии, вообще не понимаю, как только женщины справляются. Весь день на работе, домой придешь — уборка, готовка, за детьми присмотреть. А тут еще муж, о котором заботиться надо. Где уж взять время на себя? Черт, мне еще повезло, потому что твой отец, работал по ночам и сам с вами сидел, когда вы приходили из школы. И он знал, как я устаю на этом автобусе, ну как собака, и мне даже обед не всегда приходилось варить, он сам делал. Помнишь?
— Да, мама. Я помню.
— А теперь женщины слишком много на себя берут.
— Ко всему привыкаешь.
— Да, а потом инфаркт в тридцать девять? Не стоит это таких сил. Вы, молодые, просто не умеете радоваться жизни. Спешите сделать все и успеть везде. Помедленнее бы надо. Расслабься. Когда вы с Джоном на самом деле ездили в Седону последний раз, в эту вашу квартиру, будь она неладна?
— Не помню.
