— Не так и долго, — ответил он и прошел прямо в ванную.
Я поднялась и пошла вслед за ним.
— Ну?
— Что ну? — сказал он, стягивая одежду. Он включил душ и стоял так, словно не мог дождаться, когда же я наконец уйду.
— Что у вас там было?
— Ничего.
— Что значит „ничего"?
— Мы разговаривали.
— Неужели разговаривали? Так что, будет она подписывать бумаги на развод или нет? Это простой вопрос, и он подразумевает простой ответ.
— Мы говорили об этом.
— Говорили?
— Да, для этого я туда и ходил. — Он залез в душ и начал тереть себя мочалкой. — Не бывает так, чтобы два человека просто так вот решили развестись, расписались в нужном месте и все. Не так все просто.
В ванной становилось жарко и душно. Я решила подождать, пока он выйдет, прежде чем продолжить разговор. Мне хотелось рассказать Расселу о папе, о том, как трудно сейчас маме. Но по какой-то причине мне показалось, что это не вызовет у него сочувствия.
Я надела шелковую ночную рубашку и села ждать его в постели. Рассел вышел из ванной и остановился посреди комнаты совершенно голый.
— Куда ты положила мою пижаму?
— А что?
— А то, что я хочу ее надеть.
— А если я скажу, что не хочу, чтобы ты ее надевал?
— Перестань, Робин. Такой тяжелый был день, у меня нет сейчас никакого настроения этим заниматься. Скажи, где она, и я лягу спать. В семь мне нужно быть в Юме.
— В нижнем ящике, где и всегда, — сказала я. — Что у тебя за тон? Я, по-моему, ничего тебе не сделала.
— Я знаю, — сказал он тем же тоном. — Я уже ничего не понимаю во всем этом дерьме.
— О чем ты?
— Да все эти обстоятельства. Я здесь, а мне сейчас нужно побыть наедине с собой, чтобы все хорошенько обдумать. Прихожу сюда — и ты начинаешь на меня давить. Что я делал с женой, чего не делал…
— Я на тебя не давила. Я задала простой вопрос, на который, по-моему, имею право получить ответ. Ты так не считаешь?
— Слушай, я стараюсь все утрясти, хорошо?
— Хорошо. Иди и ложись.
Он надел пижаму и залез под простыню.
— Я уезжаю в Таксон в пятницу утром, пробуду там всю неделю.
— Из-за отца?
— Больше из-за матери. Она не справляется. Мне надо быть там.
— Мне что-нибудь нужно делать, пока тебя не будет?
— Поливай цветы.
— Это я могу. Ну, спокойной ночи. — Чмокнув меня в губы, он отодвинулся на свою половину и через несколько минут уже так громко храпел, что о моем сне можно было забыть.
Тут зазвонил телефон. Я знала, кто это.
— Алло, — сказала я низким голосом.
— Что новенького, Робин? — спросил Трой.
— Ничего. Я уже в постели. Позвоню тебе завтра, хорошо?
— Ага, — сказал он. — Может, скажешь мне что-нибудь сексуальное, девочка?
— Я не могу.
— Почему? Ты не одна?
— Нет.
— Скажи мне правду, Робин.
— Я же говорю, что нет.
— Тогда скажи какую-нибудь гадость.
Я положила трубку. Решила, что он понял, что я имела в виду.
— Кто это был? — спросил Рассел, напугав меня до смерти.
— Саванна.
— Предпочитаю, чтобы твои дружки не звонили после одиннадцати, передай им это, пожалуйста, — сказал он и повернулся на другую сторону.
Он ревнует. Что ж, это хороший знак. Я почувствовала, как на лице невольно появилась усмешка. Просидев так минут пятнадцать — двадцать, я встала и пошла в ванную. Одежда Рассела так и валялась на полу. Я подняла его джинсы, и, когда взяла в руки рубашку, в воздухе запахло чем-то знакомым. Вся правая сторона воротничка и рукав пахли „Этернита". Потом совершенно против своего желания схватила трусы и вывернула их наизнанку — ничего подозрительного. Я снова понюхала рубашку. Да, это „Этернита", и я ими не пользуюсь. Я бросила одежду на пол и пнула ее подальше в угол.
Вернувшись в постель, я какое-то время разглядывала этого чертова прохвоста. Как хорошо, что я не сказала Майклу о возвращении Рассела! Вижу, что и на этот раз все несерьезно, та же самая песня. Но больше номер не пройдет, уж будь в этом уверен.
Подожди-ка, Робин! Не будь такой дурой. Наверное, она плакала у него на плече, разыгрывала мелодраму. Наверно, просила вернуться. Поэтому рубашка и пахнет ее духами. Что он мог поделать, если она бросилась ему на шею? Она, видно, специально так сделала, чтобы я почувствовала запах ее духов, когда Рассел придет домой. Мы разругаемся, и Рассел прибежит обратно к ней. Нет уж, я не попадусь в ее ловушку.
Я придвинулась к Расселу и прижалась грудью к его спине, потом положила руку ему на живот, а другой взяла его за руку. Я чувствовала его мускулы и кости. Сжав слегка его руку, я подумала, что вот сейчас он почувствует мое горячее тело и придвинется поближе, но вместо этого он поднял мою руку, положил ее на простыню между нами и отодвинулся к краю кровати. Должно быть, он очень устал.
ПИРУШКА
— Нужно вытащить ее из дому, — заявила Робин.
— Посмотрю я, как ты это сделаешь, — рассмеялась Саванна.
— Ну, раз нашу толстуху никуда не заманишь, почему бы не взять пару бутылок шампанского, пирог, свечи, заказать пиццу к ней на дом и там отпраздновать. — В последнее время Бернадин подавляла всех своими умственными способностями.
— По-моему, это мысль. — Саванна допила кофе и потушила сигарету. Втроем они закусывали в маленьком кафе. Саванне казалось диким, что в конце сентября на дворе стояла жара под сорок градусов. Было влажно и душно, в то время как в Денвере земля уже наверняка покрылась инеем.
— Не куришь? — спросила она у Бернадин.
— Не-а. Три месяца ни одной сигареты. И не хочется.
— И как это тебе удается? — позавидовала Саванна.
— Взяла и бросила.
— А одна моя сотрудница делала иглоукалывание, — вмешалась Робин.
— Сработало?
— Как отрезало, ни одной сигареты. Так она говорит. Так что, соберемся на девичник?
— А тебя это убьет, что ли?
— Отстань, Берни. Я же только спросила.
— Вы заметили, девчонки, как странно ведет себя Глория?
— Да, — снова влезла Робин. — С тех пор, как у Филипа лишай. Что-то здесь нечисто. Но она молчит, как воды в рот набрала.
— Поехали все вместе, — предложила Бернадин.
— Ага, в твоем БМВ!
— Заткнись, Робин, — расхохоталась Бернадин.
— Каждый платит за себя?
— Нет, лучше ты заплати за всех, Робин, — усмехнулась Саванна.
Робин взглянула на счет.
— С каждой по десять.
Бернадин и Саванна достали деньги; Робин взяла их, сунула в кошелек и протянула кредитную карточку своей компании.
— Разорена! — заявила Робин. Все вышли на солнцепек. — Стойте! А как же подарки?
— А, черт, — выругалась Бернадин. — Я и забыла. Давайте, пусть каждая из нас купит по подарку. Не забудь запаковать свой, Робин.
— Отвали, Берни. Кстати, сколько Глории стукнуло?
— Тридцать восемь. — Саванна и Бернадин пошли к автостоянке.
Робин села в свою машину, опустила ветровое стекло и включила радио. Звучал голос Полы Абдул. Плевать на мнение Саванны, эта девица умеет петь, ничего не скажешь.
Они умоляли Глорию в восемь часов вернуться с работы, из магазина, кегельбана, из любого другого места, — словом, быть дома. Ей было ясно, что готовится какой-то сюрприз. Глории нужно было взбодриться. С того дня, как заболел Филип, настроение у нее было скверное. Замену Дезире она так и не нашла, Синди с января уходила на свои репортерские курсы.
Глория старалась справиться, найти замену для всех. Они с Джозефом так долго не потянут. Вернется ли Филип, было неизвестно. Но всем этим она не хотела делиться с подругами. Это проблемы ее, и только ее.
Давление у нее подскочило: сто девяносто на сто сорок. Вот-вот хватит удар. Три дня назад она была у врача и клялась, что чувствует себя совершенно здоровой, но тот объяснил, что обычно никаких симптомов заранее не бывает. И добавил такое, чего Глория терпеть не могла: сбросить вес, ограничить потребление соли и пищи, содержащей натрий, не допускать повышения холестерина.
