Дон Жуан

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Учили персы юношей при Кире

Стрелять из лука, ездить на коне

И правду говорить. И в новом мире

Мы это всё усвоили вполне;

Конечно — лук в музее, а не в тире,

Но конный спорт — по-прежнему в цене,

А что до Правды — то сия наука

Из моды вышла, как… стрела из лука.

2

Эффект дефекта этого велик,

Но сам «эффект сугубо дефективен»,

А почему — судить я не привык;

Одно лишь вам скажу: пусть я наивен,

Пусть часто заблуждаюсь, но язык

Патетики фальшивой мне противен

Уже не раз предупреждал вас я,

Что муза очень искренна моя.

3

Ее неотразимые сужденья

Частенько бьют не в бровь, а прямо в глаз,

И горьким, вместо сладкого варенья,

Она гостей попотчует не раз,

Зато правдивы все ее творенья;

Мы пишем с ней, предупреждаю вас,

Чтоб вы на нас и впредь не обижались

«De rebus cunctis et quibusdam aliis»[110]

4

Весьма правдивым будет мой рассказ

Рассказ о привиденьях, как ни странно,

И даже без особенных прикрас!

Но кто постичь способен смысл туманный

Явлений тех, что окружают нас

Нам скептики мешают постоянно;

Но рот давно пора закрыть тому,

Кто б возражал Колумбу самому.

5

В легендах и преданьях исторических

Нам рассказали Монмут и Турпин

О случаях чудесных и мистических,

Реальных не имеющих причин

Всего искусней критиков скептических

Опровергал блаженный Августин

Какими бы их воэраженья ни были

Своим упрямым «quia impossibile»[111]

6

Жить надо смертным в духе старины,

Придется предков следовать примеру:

Несбыточному верить вы должны

И невозможное принять на веру.

Столь таинства священные сложны,

Что мудрецы, рассудку зная меру,

В них верят, как в Писание Они

От споров только крепче в наши дни.

7

И Джонсон думал, что на протяженье

Шести десятков горестных веков

Тревожат человечество виденья

И выходцы из призрачных миров.

И тщетно им навстречу возраженья

Возводят вал из доводов и слов:

Есть в мире сила выше нашей силы,

Которую сознанье не открыло.

8

Но между тем закончился обед

И даже ужин; танцы замирают,

Замолк оркестр, в гостиных меркнет свет,

Веселый шум и говор затихает.

И вот последний бальный туалет,

Как облачко на солнце, исчезает,

А в окна льются лунные лучи,

И гаснет свет слабеющей свечи.

9

Напоминает прошлых пиршеств чад

Шампанское на самом дне бокала,

Пустую пену пунша, легкий взгляд,

В котором тенью чувство пробежало,

Морскую зыбь, неясный аромат,

Круговорот пленительного бала,

Систем философических туман

И опиума радужный обман

10

Покоя или счастья благодать,

Неясный бред, ничто, одно мгновенье.

Всего трудней бывает понимать

Души и мысля тайные движенья

Искусство тирский пурпур добывать

Так позабыли наши поколенья.

Но пусть же в мире сгинут поскорей

И пурпурные мантии царей!

11

Одеться перед балом, говорят,

Всем трудно, но труднее после бала

Надеть хандрой пропитанный халат,

Как Нессов плащ, и повторять устало,

Что вслед за Титом юноши твердят:

«Опять потерян день, и ночь пропала!»

По мне, однако, было бы умней

Вести учет удачных наших дней.

12

Мой Дон-Жуан один в своем покое

Большое беспокойство ощущал;

Глаза Авроры были ярче вдвое,

Чем он со слов миледи ожидал,

И знай он, что творится с ним такое,

Он, верно, философствовать бы стал;

Но, к философии не прибегая,

Он попросту мечтал, порой вздыхая.

13

Жуан вздыхал. А тут еще луна,

Богиня всех вздыхающих, сияла,

Настолько ослепительно ясна,

Насколько наше небо позволяло.

Лирической тоской уязвлена,

Душа героя нашего пылала,

В ней разгорался пафос нежных слов

И томно — восклицательных стихов.

14

Любовник, астроном и сочинитель,

Поэт или влюбленный свинопас

Луну — фантазий давнюю обитель

Почтили вдохновеньями не раз,

Когда она, блестящая в зените,

Рождает и простуду и экстаз,

Приливами морей повелевает

И томные сонеты навевает.

15

Лирическим раздумьем обуян,

В готическом покое горделивом

Не думал о покое Дон-Жуан,

Он видел, как мерцает прихотливо

Гладь озера сквозь призрачный тумана

Вдали, конечно, наклонялась ива,

И водопад срывался с крутизны,

Сверкая пеной снежной белизны.