В тюремной больнице он познакомился с молодым врачом, которому суждено было стать его другом на всю жизнь: с англичанином Джоном Шелли. Доктор Шелли немного говорил по-немецки и хорошо знал, каково быть иностранцем и жить среди чужих. С его помощью Колвеник нашел себе место на маленькой фабрике Вело-Граннель, изготовлявшей медицинские протезы и ортопедическую обувь. После Первой мировой, не говоря уж о Марроканской войне, на эти вещи был огромный спрос. Тысячи людей, думавших, что жертвуют собой во имя демократии и свободы, во имя империи и высшей расы, были на всю жизнь изуродованы во имя процветания банкиров и генералов, биржевиков и политиков.
Мастерские фабрики Вело-Граннель были рядом с рынком Борне. Там были витрины с выставленными в них производимыми товарами, и все эти искусственные руки, ноги, глаза живо напоминали посетителю о бренности человеческого тела. С помощью рекомендации владельца фабрики, поднакопив деньжат, Колвеник смог снять комнату на улице Принцессы. Жадно впитывая знания и много читая, он через полгода уже мог объясняться по-каталонски и по-кастильски. Талантливый юноша был быстро замечен на фабрике Вело-Граннель, и вскоре ему там дали довольно заметную должность. Колвеник быстро приобретал познания в медицине – особенно анатомии и хирургии. Никто не удивился, когда он изобрел пневматическое приспособление, дающее механическим протезам рук и ног неслыханную ранее подвижность – оно работало от мускульных импульсов. Новые протезы принесли фабрике огромную прибыль и поставили ее в первые ряды в отрасли. И это было только началом. На рабочем столе Колвеника не иссякали наброски новых изобретений, и вскоре он был уже главным инженером, от которого зависело развитие фабрики.
Как раз в это время изобретательность и талант молодого человека были убедительно доказаны при одном несчастном случае. Сын основателя Вело-Граннель попал в аварию на производстве: гидравлический пресс начисто отрезал ему обе руки, как откусил. Недели и недели Колвеник неустанно работал над новым механизмом из дерева, металла и фарфора в поисках приспособления, которое бы откликалось на малейшие импульсы мускулов предплечья. Он уже тогда использовал феномен электрических токов в мускульной деятельности. Через четыре месяца после несчастного случая жертва имела искусственные руки, которые могли захватывать предметы, зажигать спички и застегивать пуговицы на рубашке. Впечатление было очень сильным: все признали, что Колвеник творит чудеса, превосходящие всякое воображение. Сам он, не любитель публичных восхвалений, просто указывал на то, что положено начало новой технологии, и что она еще себя покажет. Благодарный владелец Вело-Граннель назначил его генеральным директором производства и подарил пакет акций, который автоматически делал Колвеника совладельцем фабрики; другим совладельцем был сын основателя, тот самый, которому Колвеник дал новые руки.
Под руководством Колвеника Вело-Граннель вышла на новый уровень. Расширились рынки сбыта, увеличился ассортимент. Колвеник же предложил новый логотип фирмы: черная бабочка, расправившая крылья, знак, который он так и не захотел истолковать. Он расширял производство, внедрял новые механизмы – искусственные конечности, клапаны, костные ткани и свои все новые и новые изобретения, а им не было конца. Парк развлечений в Тибидабо приобрел набор автоматов, созданных Колвеником в качестве эксперимента и отчасти для забавы. Продукцию Вело-Граннель экспортировали в Европу, Азию и Америку. Личное состояние Колвеника, как и стоимость акций его фабрик, были уже огромными, но он не хотел покидать свое скромное жилье на улице Принцессы – говорил, что не видит смысла. Он был одинок, вел скромную, размеренную жизнь, ничего не хотел менять и прижился в этой квартирке среди своих книг.
Но с появлением новой фигуры на шахматной доске жизни все поменялось. Ева Иринова была звездой Королевского театра, превращавшей все спектакли со своим участием в успешные. Этой молоденькой русской было едва девятнадцать, а ее красота и талант уже успели насмерть поразить толпы поклонников в Париже, Вене и других европейских столицах. Ева путешествовала в сопровождении двух странных персонажей-близнецов, Сергея и Татьяны Глазуновых, которые вели себя как ее опекуны и продюсеры. Поговаривали, что юная дива и Сергей были любовниками, шептались, что сестра-близнец, зловещего вида Татьяна, спала в бутафорском гробу, позаимствованном из запасов Королевского театра, что Сергей – один из убийц русской царской семьи Романовых, что Ева умеет общаться с духами умерших… Какого только вздора не несли неистощимые на выдумку обитатели кулис о прекрасной русской, и все это только добавляло известности Ириновой, которая и без того держала Барселону под своим изящным каблучком.
Слухи о легендарной красавице не обошли и Колвеника. Заинтригованный, он посетил представление, чтобы самому увидеть, вокруг чего люди поднимают столько шума. В тот же вечер Колвеник был побежден ее красотой; отныне после каждого спектакля он буквально устилал розами ее театральную уборную, а через два месяца снял ложу в Королевском театре. Не было ни одного представления с участием Ириновой, чтобы он на нем не присутствовал, пожирая глазами свою богиню. Все это, разумеется, было восхитительной комедией для театралов Барселоны, не пропускавших ни одной детали любовного сюжета. В один прекрасный день Колвеник собрал на совещание штатных адвокатов компании и поставил перед ними задачу провести переговоры с импресарио театра Даниэлем Местресом. Идея была в том, чтобы перекупить долги, в которых погряз старый театральный дом, снять его здание и полностью переоборудовать от подвалов до крыши, сделав в результате лучшим залом Европы. Создать сверхсовременный театральный зал, снабженный самыми новыми техническими средствами, и положить его к ногам обожаемой Евы. Дирекция театра уступила довольно быстро, ибо устоять перед подобной щедростью было невозможно, и новый проект Большого Королевского театра был утвержден. В тот же день Колвеник сделал Еве предложение – на превосходном русском языке. Она его приняла.
После свадьбы новобрачные должны были поселиться возле парка Гуэлль, в доме, о котором можно только мечтать. Колвеник сам сделал первые наброски, которые послал для разработки в знаменитую архитектурную мастерскую Суньера, Балселлса и Баро. Говорили, что подобная сумма не вкладывалась в частный особняк за всю историю барселонской архитектуры – а это что-нибудь да значит. Надо сказать, что далеко не все наблюдатели любовных безумств Колвеника были ими в равной степени очарованы. Так, совладелец Вело-Граннель не одобрял романтических порывов коллеги. Он всерьез опасался, что в стремлении превратить Королевский театр в восьмое чудо света его именитый, но впавший в любовное безумие собрат запустит руку в основные фонды производства. Кстати, он не так уж сильно ошибался. К тому же начали циркулировать неприязненные слухи, спекулирующие на темном происхождении Колвеника, упоминались какие-то его неприемлемые привычки, осуждалось даже само его изобретательство. Большая часть слухов не достигала прессы, разбиваясь о безупречную репутацию фабрики. Деньги не дают счастья, любил повторять Колвеник, но все остальное на них вполне можно купить.
С другой стороны, Сергей и Татьяна, эти мрачные персонажи, вечно крутившиеся вокруг Евы, тоже испугались за свое будущее. В прекрасном новом доме для них не было места. Предугадывая их недовольство, Колвеник предложил им очень щедрые отступные за уход от дел Ириновой; к тому же они должны были покинуть страну. Сергей пришел в ярость, наотрез отказал и поклялся, что Колвеник еще о них услышит.
В то же утро Сергея и Татьяну сразила автоматная очередь из автомобиля на улице Сант-Пау. Ответственность взяла на себя одна из анархистских группировок. Еще неделей позже с трудом выжившие близнецы подписали требуемый от них документ с обещанием освободить Иринову от своего присутствия и больше никогда не появляться рядом с ней. Дата свадьбы Михаила Колвеника и Евы Ириновой была назначена: 24 июня 1935 года. Место тоже – кафедральный собор Барселоны.
