Получив «добро», Рихтер протиснулся в лазейку и на миг очутился практически на свободе. Пока Гелашвили протискивался сам и протаскивал через узкий лаз Галимова, ничто не мешало Рихтеру нырнуть в ближайший подвал и дать деру. Почти ничто. Кроме проклятого морального опустошения. А еще, быть может, предчувствия, что это не самый удачный вариант. Предчувствия, что еще, возможно, будет шанс выкрутиться из трудной ситуации, и выкрутиться с меньшим риском. Предчувствие это было или надежда пополам с самообманом, Рихтер толком не понимал, но почему-то доверился этому смутному ощущению.
– Издалека топаете?
Рядом с троицей появились двое чистильщиков. Увидев, что Рихтер связан, бойцы мгновенно потеряли к нему интерес и подскочили к Гелашвили.
– Давай поможем, сержант! Что стряслось?
– Долго объяснять, – сержант помотал головой. – Сам допру! Арестованного ведите. Где штаб и лазарет?
– Там, – один из бойцов махнул рукой в западном направлении, – все вместе. Что, крыша потекла?
Он кивком указал на Рихтера.
– Вроде того, – ответил Гелашвили.
– Это теперь часто, – чистильщик кивнул. – Повезло ему, что выжил. А то обычно после того, как мозги набекрень сворачиваются, конец приходит. Лекари говорят – последняя стадия заразы.
– Это точно последняя стадия, – согласился сержант. – Идем скорее, пока командир не очнулся.
– В шоке? – Боец махнул рукой: «за мной». – Теперь многие в шоке. Полная неразбериха кругом. Из тамбура прут биомехи, все группировки бьются с чугунками, а с тыла подпирают другие биомехи, да еще мор приключился. Полный бардак. Мы тут окопались, баррикад настроили, вроде еще ничего, жить можно, а если дальше сунуться… хоть к тамбуру, хоть, наоборот, к Барьеру… крышка сразу.
– Не везде, – угрюмо сопя, возразил Гелашвили. – Мы ведь прошли. От самых Филей прошли.
– Ну, вы-то спецназ, – чистильщик указал на догорающий среди руин остов дракона. – Вот с этими вообще беда. Стаями кружат, как воронье. В основном по своим же чугункам лупят, но и нам достается, мама не горюй! Ты, кстати, не в курсе, чего они не поделили? Почему железки на железок залудились? Нас ведь они явно походя мочат, ну, типа, чтобы под ногами не мешались.
– У железок и спроси, – Гелашвили вытянул шею, пытаясь разглядеть дальний конец улицы. – Далеко еще?
– Вон там, направо и вниз. И этих, зеленых, светящихся… химер до фига осталось вокруг тамбура. Обычно ведь они после пульсации исчезают, а в этот раз все на месте. Шныряют между железками, мышкуют, каких-то чугунков к тамбуру волокут, каких-то пропускают, а некоторых так и вовсе на месте сжигают. А эти, прикинь, боты шагающие, которые сзади нас подпирают, где-то «Плети» добыли. Да много! Хлещут химер за милую душу.
– Помогает? – увлекшись рассказом чистильщика, невольно нарушил обет молчания Рихтер.
– Конечно, – боец кивнул. – Только так химера зависает. Не надолго, но зато когда «размораживается», больше не воюет, в тамбур укатывается.
– А на ее место две новые прилетают, – вставил реплику второй боец-чистильщик. – Пришли. Госпиталь в левом крыле, штаб в правом. Удачи.
– Спасибо, пацаны, – Гелашвили кивком указал Рихтеру на правое крыло. – Сначала туда пойдем.
– Галимову врач нужен, – Рихтер покачал головой.
– Вот и шевелись! Чем быстрее тебя оформим, тем быстрее капитан к врачу попадет.
– Что за цирк, Кольцов? – вдруг послышалось из сумрака штабного полуподвала.
Рихтер и сержант обернулись. По короткой лесенке цокольного этажа наверх поднялся подполковник Терещенко собственной персоной. Он окинул недоверчивым взглядом странную троицу и поправил очки.
– Здравия желаю, господин подполковник! – выпалил Гелашвили. – Разрешите доложить!
– Почему вы, сержант, у командира голос пропал?
– Совесть пропала, – вдруг прохрипел Галимов. – Жора, поставь меня… на землю.
– Галимов? – Терещенко перевел недоумевающий взгляд на проводника. – Ты ранен?
– Вот… ему, – Галимов вяло кивнул в сторону Рихтера, – спасибо.
– Ни черта не понимаю, – Терещенко поморщился. – Кольцов, что происходит?
– Я арестован, господин подполковник, – Рихтер повернулся боком, демонстрируя вязки на запястьях. – По нелепому подозрению в шпионаже.
– Чокнулись все трое, да? – Терещенко окинул группу строгим взглядом. – Побочный эффект заразы?
– Никак нет! – ответил Гелашвили. – Разрешите доложить! Это брат Рихтер. Шпион Ордена.
Сержант ткнул капитана Кольцова стволом ИПП в бок.
Терещенко вытаращился на сержанта, затем перевел взгляд на Рихтера и, наконец, на Галимова. Проводник кивнул.
– Доказано…
– Кем доказано? – Терещенко спецназовцам пока не верил, но руку на кобуру на всякий случай положил.
– Им самим…
– Он ефрейтора Анисина завалил и капитана ранил, – сказал Гелашвили, – после того как подельник Анисин его сдал.
– Кольцов, это правда? – Терещенко не мигая, будто удав, уставился на Рихтера.
Сохранить невозмутимое выражение лица Рихтеру удалось, этому помогла внутренняя опустошенность, но выдержать взгляд подполковника шпион уже не смог. Элементарно не хватило мужества.
– Понятно, – начальник разведки обернулся и кивнул часовому. – Медиков сюда!
– На месте! – из полумрака входа в левое крыло мгновенно вынырнул старшина-бионик.
Видимо, подслушивал, шельма. Ну конечно, такой спектакль! Развязка шпионского детектива. Не захочешь, подслушаешь.
– Бери капитана и сразу на стол, понял?! Чтоб через неделю был как новенький!
– Так точно, господин подполковник! Не извольте беспокоиться!
Старшина разложил компактные автоносилки и помог Галимову на них улечься. После того как носилки укатили за старшиной, Терещенко указал сержанту Гелашвили на Рихтера.
– Головой отвечаешь. Сейчас некогда им заниматься, но когда все уляжется, лично это дело буду раскручивать. Понял, сержант?
– Так точно!
– Господин подполковник, разрешите обратиться! – негромко сказал Рихтер.
– Не разрешаю! – Терещенко развернулся и пошагал к двери в штаб.
– Господин подполковник! – Рихтер повысил голос. – Я знаю, что надо сделать! Знаю, как можно остановить биомехов!
– Орден подсказал? – Терещенко притормозил и обернулся к Рихтеру.
– Можно сказать и так. Разрешите доложить?
– Веди его, – приказал Терещенко сержанту и кивком указал на двери штаба, – там поговорим.
Подвальное помещение оказалось гораздо просторнее, чем ожидал Рихтер. Он думал, что это будет обычный подвальчик с пластиковыми водопроводными трубами, низкими потолками и серыми стенами, а оказалось, что под небольшой церковью оборудован натуральный бункер. Марши широких бетонных лестниц вели как минимум на пять уровней вниз, и, как заподозрил Рихтер, это еще не предел. Скорее всего, с самого нижнего этажа имелся выход в тоннели старого метро. Помещения резервного штаба тоже впечатляли. Просторные залы с трехметровыми потолками и массивными колоннами могли запросто приютить половину Московской бригады. Что, судя по количеству снующего по залам и коридорам народа, и происходило. Более того, в двух залах Рихтер успел заметить несколько групп штатских. В первом под присмотром чистильщиков толпились три десятка безоружных егерей из группировки «Ковчег», а в третьем зале царил и вовсе форменный интернационал. У входа нервно курили несколько бойцов Ордена, в центре зала кучковались вольные сталкеры, а у левой стены вели какой-то жаркий диспут десять праведников из секты «Пламенный крест» и пять или шесть наемников. Вряд ли спор шел на религиозные темы, скорее бойцы припоминали друг другу прежние обиды, но за пушки никто не хватался. А между тем, кроме узловиков и егерей, все гости военного бункера были при оружии.
– Точно, труба дело, – проронил за спиной Рихтера сержант Гелашвили. – О, даже питерские барыги тут имеются! И никто никого не трогает. Чудеса! Просто какой-то водопой в засуху.
– Так и есть, – коротко ответил Терещенко. – Час парламентеров продлен на неопределенный срок.
