Маленький отряд насчитывал шестнадцать человек. Четыре полковника, одетых в капитанскую форму. Еще десять — в лейтенантских мундирах. Шестеро из них уже второй год, как стали майорами, остальные — капитанами. Пятнадцатым был Каранелли. Последний, бригадный генерал Шарль Перментье, который всегда носил именно генеральскую форму, в настоящий момент отсутствовал, поскольку находился при императоре.
Отряд числился специальной инспекцией кавалерийских частей Великой армии при штабе Наполеона, и командиром считался Перментье. Его официальное звание, реальная власть большая, чем у любого из адъютантов императора, помогали легко и незамедлительно решать любые проблемы. Кроме того, у каждого из членов отряда при себе имелись такие бумаги, подписанные лично Наполеоном, что вряд ли нашелся бы полковник, рискнувший перечить лейтенанту-инспектору. Но офицеры специальной инспекции не конфликтовали с полковниками. С момента ее создания никто и никогда не проводил ни одной проверки.
Каранелли, глядя на идущую без конца и края ленту пехотных и кавалерийских дивизий, переходящих мост, отчетливо понимал, что растянувшийся на пять лет период подготовки и реформации отряда закончился. Началась настоящая война, где выполнять задания придется каждый день. Это не разовые операции против испанцев и шведов, в которых больше отрабатывали новые приемы, испытывали новое оружие и снаряжение. Проведя почти два года в замке в Пиренеях с японцами, Луи и Люка освоили такие фантастические приемы боя, что Каранелли, к величайшему собственному удивлению, смог почти на равных бороться с Домиником. Хотя было видно, что тот старается изо всех сил. Наблюдавший за поединками Наполеон сказал тогда:
— А теперь займись обучением отряда. До начала настоящего дела у нас есть небольшой срок.
Каранелли выполнил приказ императора. За его спиной стояли четырнадцать человек, каждый из которых, в определенных условиях, стоил не меньше роты.
Любая война начинается с изучения противника. Силы и средства армии, численность и расположение пехоты и кавалерии, количество орудий и распределения их между соединениями, запасы пороха и фуража, коммуникации и укрепления. Изучается территория, на которой будут вестись военные действия, рельеф и населенные пункты, водные преграды и возможные места переправ, изучаются климатические условия. Император Франции Наполеон Бонапарт начинал изучение противника с полководцев. Тактика ведения сражения, особенности характера, любимые приемы построения войск.
В армии Александра I опасным соперником для своих маршалов он считал только Багратиона. Беннингсен после Фридланда всерьез не воспринимался не только французским, но и русским императором. Главнокомандующий армией Барклай де Толли не производил серьезного впечатления. Посмотрев его послужной список, Бонапарт не обнаружил ничего примечательного. Тем более, прибытие императора Александра в Вильно говорило, что царь вряд ли отдаст все войска под единоначалие Барклая. Кутузов же вызывал некоторые опасения, хотя Наполеону и удалось нанести ему тяжелое поражение под Аустерлицем. Но Кутузов был не у дел. Он воюет на юге с турками, и сведений, что война закончилась, пока не поступало. Впрочем, это ничего не значило.
Пять лет назад, с момента заключения Тильзитского мира с Россией, Наполеон начал готовиться к новой войне с ней. И начал с разведки, но порой ему казалось, что годы прошли напрасно. Хотя император, не считаясь со временем и силами, организовал два центра сбора информации, нужной эффективности добиться так и не удалось. Один из центров возглавлял суровый маршал Даву, поскольку информация стекалась в штаб его корпуса, расположенного в Гамбурге. Сотни лазутчиков под видом артистов, монахов, торговцев проникали на территорию России. Помогали собрать информацию и французы — гувернеры, врачи, прислуга русской аристократии. Но если у Даву, требующего от своих подчиненных безукоснительного исполнения приказов, был относительный порядок, то в парижском центре, возглавляемом министром иностранных дел Маре, дела шли отвратительно.
Работая в первую очередь с дипломатами и их агентами, министр зачастую оставался на голодном пайке — настолько скудная информация поступала из Санкт-Петербурга. И, к сожалению, Наполеон должен был винить себя сам за то, что назначил послом в России Коленкура. Видный французский аристократ, несомненно, презирал в глубине души шпионаж, который считал постыдным ремеслом, а соответственно, дела вел из рук вон плохо. Дошло до того, что в восемьсот десятом году Каранелли пришлось ехать в столицу России под видом отставного русского офицера со своим слугою, обязанности которого выполнял Доминик Левуазье. Только после этого удалось переправить «обозрение» русской армии, добытое через агента в Военном министерстве России.
Доклад Каранелли стоил Коленкуру места посла. Сменивший его Лористон не в пример резвее взялся за дело, однако изменить ситуацию в корне не смог — сильно уж запустил все его предшественник, не желавший поддерживать личные контакты с агентами. А потому императору оставалось только надеяться, что Кутузов на юге продолжает упорно сражаться с турками. Наверняка этого не знал никто в Великой армии.
Увы, надеждам не суждено было сбыться. Через четыре дня, триумфально вступив в Вильно под восторженные крики высыпавших на улицы поляков, Наполеон узнал от Балашова, присланного Александром I на переговоры, что русские заключили мир с турками, а Кутузов уже отдыхает в родовом поместье.
Французский император пробыл в Вильно больше двух недель. Здесь для него общая картина кампании неожиданно предстала совсем в другом свете. Надежды на то, что турки и шведы станут союзниками, не осталось. Русские войска усиленным маршем возвращались с юга. Весть о массовом падеже лошадей неприятно задела, заставляя задуматься обо всех проблемах, которые возникнут в глубине вражеской территории. Конечно, еще можно было все повернуть вспять — принять предложения, переданные русским царем через Балашова, потребовать выполнения континентальной блокады Англии (а Александр бы согласился, куда деваться!) и отвести войска за Неман. И снова оставаться лучшим другом России, дожидаясь следующего удобного случая опрокинуть ее на лопатки. Но сделать этого Бонапарт не мог. Его знаменитая фраза — «Надо ввязаться в драку, а там посмотрим» — была не больше, чем слова. Ввязавшись, он никуда не смотрел, всегда шел до конца, так ни разу и не остановившись.
— Эскадрон, марш!
Команда всколыхнула строй драгун, сдвигая их с места. Спокойный, уверенный майор пустил лошадь шагом, направляя третий эскадрон вслед за вторым. Московский драгунский полк получил приказ срочно передислоцироваться. Никто ничего не объяснял, начальство не имело ни малейшего представления, чем вызвана такая спешка, а потому хранило молчание. Послеполуденный зной владел полем, по которому медленно, чтобы не поднимать понапрасну дорожную пыль, шла кавалерия. То обгоняя полк, то стремительно мчась навстречу, непрерывно носились отдельные всадники — вестовые и ординарцы высокого начальства.
Через два часа на первом привале подполковник Залесский собрал командиров эскадронов. Похоже, у него за это время появились новые сведения.
— Скажу для тех, кто не догадался. Наполеон Бонапарт сегодня перешел Неман в районе Ковно.
И замолчал. Красноречием командир полка не отличался.
— Так это же война! — воскликнул кто-то из офицеров.
— Война.
Залесский по-прежнему оставался немногословным.
— И куда мы теперь? На Вильно? Будем оборонять город? Там же император!
— Пока на Вильно, — подполковник говорил с неохотой, — но не думаю, что будем оборонять. Армия растянута почти на двести верст. Багратион еще дальше. Нечем оборонять.
— А что делать будем?
Офицер докучал командиру полка вопросами не из праздного любопытства. Об умении Залесского предугадать замыслы начальства ходили легенды. Даром, что подполковник, — ему бы в фельдмаршалы да армиями командовать!
