Виталий Мелик-Карамов
Почему у собаки чау-чау синий язык
Часть I
ХОЛЕРНОЕ ЛЕТО 1970 ГОДА
Какой зверь бежит на ловца?
Легко раненый кабан
В начале июля семидесятого года, ранним воскресным вечером, когда небо над Петровским монастырем окрасилось в нежно-фиолетовый цвет, из арки, выходящей на Петровку, напротив сберкассы, где работала в будние дни Нина Яковлевна Зегаль, вышла компания, состоящая из трех молодых людей, по возрасту старшекурсников, и трех девушек, их ровесниц.
В одном из студентов я с трудом узнаю самого себя – худого, с густыми черными усами и большой шевелюрой (сейчас все в точности наоборот, уточнять совершенно не хочется), а со мной рядом братья Зегаль. Мой однокурсник по Архитектурному Саша Зегаль и его младший брат-погодок, рыжий Юра Зегаль. С нами три шведские (!) девушки. Сорок лет назад идти со шведской девушкой по Москве – все равно, что в наши времена посидеть в кафе с Анжелиной Джоли или двадцатилетнему студенту закадрить и привести с собой на вечеринку Бритни Спирс, естественно, трезвую.
Выйдя на Петровку, мы дружно повернули направо и пошли вверх, в сторону монастыря, чтобы не сказать Петровки, 38. Девушкам, наверное, казалось, что мы с ними гуляем по летней пустой Москве, но на самом деле маршрут у нас был конкретный – мы шли одалживать деньги у бабушки Вити Проклова Ирины Михайловны. Самого Витю родители в эти воскресные дни увезли на дачу. Они периодически это делали в воспитательных целях, бессмысленно тратя на это свое и Витино время.
Мы не успели пройти и двух десятков метров, точнее дошли до того места, где в Петровку впадает маленькая улица Москвина с филиалом МХАТа посредине, как на мгновение замедлили бодрое движение. На углу Петровки и Москвина находилась поликлиника МВД, там работал шофером наш друг Володя Преображенский по кличке Зебра, и этот зигзаг на другую сторону улицы в плавном повествовании не случаен. Саша, сосредоточенно шагавший на полметра впереди, следовательно, возглавлявший наш отряд, резко свернул с Петровки на эту улицу Москвина. Зная Зегаля не один год, я сразу понял – он что-то придумал.
Летом 1966 года, на следующее утро после выпускного вечера, мы с Мишей Гусманом полетели в Москву поступать в институт. Я – в Архитектурный, Миша – в МГИМО. И хотя агрессивный Израиль еще не напал на мирных арабов (знаменитая шестидневная война произойдет через год), несмотря на выдающуюся Мишину подготовку и маму – проректора и завкафедрой английского языка в бакинском инязе, Михаила Соломоновича в МГИМО на приемных экзаменах завалили на географии. Сделав финт длиной в сорок лет (как тут не вспомнить пророка Моисея, столько же ведшего за собой древний народ), Миша превратился в первого зама генерального директора ИТАР-ТАСС, стал лауреатом Государственной премии, более того: он регулярно демонстрирует себя на различных федеральных каналах, задавая приятные вопросы главам всех имеющихся на планете государств. Интересно, жив ли тот преподаватель географии, который поставил Мишке двойку? Если жив, то должен был потерять психическую устойчивость…
…Тогда, жарким июньским днем, сидя в раскаленном самолете Ил-18 в ожидании вылета, мы увидели, как чудом сюда попавший американец, сидевший от нас через проход, достал пачку бумажных платков и стал себя ими промокать, а потом, страшно сказать, их выбрасывать. Мы долго толкали друг друга. Мы были сражены. Перед нами открылась бездна цивилизации. До этого мы знали только то, что в жару носовой платок полагается скатывать в трубочку и укладывать на шею под воротничок сорочки.
Ослепительной карьере Миши косвенно сопутствовала популярность его старшего брата Юлика, что Миша всегда отрицал, поэтому будем считать, что эту пару строчек вы не читали.
Тогда же, в середине шестидесятых, Юлик, пока еще популярный только в Баку, создал при ЦК комсомола оперативный отряд и начал его деятельность с самого верного шага: напечатал красные корочки с гербом – первый признак всесильности у советского человека. Незаметно отряд Юлика превратился в элитный клуб из лучших представителей потомков бакинской интеллигенции, но разбавленных, как в то время было принято, некоторыми представителями рабочего класса. На базе этого оперотряда и возник бакинский КВН, и это вполне закономерно. Что интересно, по прошествии какого-то времени часть тех бакинских молодых интеллектуалов поменяла не только место жительства, но и социальную ориентацию. Так, например, сценарист Виталик Теллер стал таксистом в Балтиморе.
Юлик, войдя во вкус, поступил с КВНом, любимой игрой миллионов, как маркиз Самаранч с Олимпийскими играми, – он коммерциализировал процесс, а именно допустил к его созданию профессионалов. Иными словами, убив романтические любительские состязания, Самаранч спас загибающиеся Игры, ставшие неинтересным продуктом для эпохи телевидения. Отныне в игре молодых, к тому же «веселых и находчивых», появились вполне опытные авторы скетчей, юморесок и блистательных импровизаций, в страшной тайне репетирующихся за два месяца до выступления.
В соответствии с новым течением, которое сам Гусман-старший и нагнал, он в своей команде завел и службу безопасности. Правда, стало немножко непонятно, то ли команда бакинского КВН вновь превратилась в оперотряд, то ли, наоборот.
Юлик навсегда остался кумиром моего детства. Высота потолков в нашей квартире равнялась пяти метрам сорока сантиметрам. Когда с трудом открывалась тяжелая дубовая трехметровая дверь в туалет, мой дедушка говорил со значением: «Вакуум!» В эту квартиру в самом центре города Юлик приходил в гости к старшей дочери наших соседей. На моих глазах он чистил мандарин, подбрасывал к потолку и безошибочно ловил его открытым ртом.
Естественно, Миша, как полноправный член команды, выступал на всесоюзной кэвээновской арене, убежденный в том, что попал на нее благодаря своему сценическому таланту. В начале семидесятых Александр Митта снял фильм про школьника-неудачника; Юрий Никулин в этом воспитательном кино играет его отца. В какой-то момент отец-Никулин, глядя в телевизор, говорит сыну: «Смотри, вот люди делом занимаются!» А на экране на крупном плане скачет довольный Миша и со всей невидимой командой поет: «Парни из Баку!» Я считаю это пиком его достижений. Никакая Государственная премия рядом не стоит. Признание народа в интерпретации Никулина и признание администрации президента все же разные вещи.
Сейчас, как и сорок лет назад, передача КВН по рейтингу всегда занимает первые места. Но тогда слова «рейтинг» и «доля» почти не употреблялись (журналисты предпочитали писать «табель о рангах»), а трансляции КВН привлекали почти всё имеющееся в стране количество телезрителей. Развлечений тогда было немного, да и канал всего один. Был даже случай в конце 1960-х, когда в каком-то конкурсе москвичам предложили выключить свет в своих квартирах. И дома вдруг сразу почернели. Почти везде в окнах погасли огни. Мне кажется, именно тогда советская власть задумалась о будущей судьбе КВН. Она, советская власть, как любая женщина, не привыкла, чтобы у нее появлялись конкуренты. Но, как большинство женщин, не торопилась принимать решение. В конце концов КВН она прикрыла, правда спустя несколько лет. Начали, кстати, с нас, команды Московского архитектурного. Но до этого момента мне еще писать и писать.
Пользуясь детской дружбой с половиной бакинской команды, я стал неким ее добровольцем, а именно при каждом приезде бакинцев в Москву сопровождал их всюду. Однажды Юлик меня представил: «Наш разведчик в Москве!», и у меня такое представление протеста не вызвало. Совсем недавно вышел фильм «Щит и меч», и песня из этой картины – «С чего начинается Родина» – мне тогда очень нравилась.
В промежутках между приездами земляков я расхаживал в их кавээновской форме – клубном пиджаке с золотыми пуговицами и гербом города Баку (три факела) на верхнем кармане. Пиджак мне оставлял мой товарищ и сосед по бакинской квартире из группы службы безопасности команды. Естественно, я был знаком со всей той частью молодежной редакции ЦТ, что готовила и выпускала эту передачу. Каждый приезд бакинского КВН в Москву заканчивался банкетом. А нигде люди так не сближаются, как на курорте или за обильно накрытым столом.
