Сердце некроманта сжалось, он в упор взглянул на Этлау, в его единственный глаз.
Инквизитор только пожал плечами.
— Ты забыл, что говоришь с тем, кого по праву можно поименовать Отцом Лжи? Он ещё и не такое скажет.
— Зачем мне говорить «такое», если я сказал чистую правду? — развёл руками Эвенгар. — Погляди на меня, лишённый сана. Дерзнёшь? Или побоишься, что я выверну наизнанку твою жалкую душонку и явлю всем её гнилое дно, где только похоть, властолюбие да извращённая жестокость?
— Ты явился сюда потолковать обо мне? Раскрыть, так сказать, глаза некроманту?
— Некромант давно обо всём подозревал. Только не подавал виду.
Фесс тяжело подвинулся, сел. Хорошо бы хоть к чему-нибудь привалиться, но вокруг не осталось ни единой целой стены, даже развалин.
— Кончай эти душеспасительные беседы, Салладорец. Ты выиграл. Мы проиграли. Докончи то, зачем явился сюда.
— Не волнуйся, Неясыть. Как я уже имел честь тебе говорить, всё, что бы ты ни предпринял, послужит лишь к вящему успеху моего предприятия. Так что не волнуйся, сегодня ты не умрёшь. Во всяком случае, не от моей руки.
— Не слишком ли ты уверен в себе, Салладорец? — прохрипел Этлау, пытаясь стереть с лица кровь и копоть.
Эвенгар вновь рассмеялся, легко и искренне.
— Я, инквизитор, уверен в себе ровно настолько, насколько мне нужно, чтобы побеждать. Если я что-то говорю — я знаю, зачем это делаю. И знаешь, что я хочу тебе сказать, Этлау? — Салладорец шагнул к инквизитору, нагнулся, заложив руки за спину, вперил взгляд тому прямо в лицо. — Я оставляю вас в живых лишь потому, что вы оба ещё сослужите мне службу. Будь вы бесполезны, не сомневайся, я не колеблясь угостил бы вас ещё одним подарочком. — Он не без самодовольства повёл рукой вокруг себя. — Но вы мне ещё пригодитесь. Не мните о себе слишком много, мои планы исполнятся и без вас, поэтому я не собираюсь вас охранять или оберегать. Мои птенцы заслужили небольшое развлечение, коего я не хочу их лишать. Счастливо оставаться, дорогие мои, меня, увы, влекут неотложные дела. Да, и спасибо тебе, дорогой некромант, — если б не твоё Дыхание Радалуса, меня бы тут не было. Смерть моих птенцов открыла мне дорогу в Аркин, былые понтифики, не чета нынешнему ничтожеству, приняли соответствующие меры предосторожности. — По лицу Эвенгара пробежала донельзя неприятная гримаса. — Но они погибли за меня, убитые тобой, Неясыть, моим коллегой по ремеслу. — Ещё одна глумливая ухмылка. — И мне открылась тропка. Верно,
Старшая? — Он властно обнял подошедшую девушку за плечи.
— Верно, о Великий Учитель, — восторженно выдохнула та.
— Прощайте, голубки. Ворковать, боюсь, вам осталось недолго, птенцы моего гнезда, видите ли, очень рассержены гибелью своих товарищей. Полагаю, они захотят отомстить. Всего наилучшего, дорогие мои. Что же до меня, я отправляюсь за аркинским ключом. Как ты совершенно справедливо заметил, Неясыть, Западную Тьму ограждает двойной барьер. Я намерен снять его. — Кривая усмешка. — Ты спросишь, зачем я всё это тебе рассказываю? Да всё потому же, мой юный и нетерпеливый друг, — все твои действия, любые твои действия послужат мне только на пользу. Ты прост, Неясыть, прост и до унылого предсказуем. Предугадать твои действия смог бы и ребёнок. Так что, повторяю, всего наилучшего. Встретимся на Утонувшем Крабе, любезные друзья мои, если, конечно, вы сумеете до него добраться. Ну а нет — тогда на всякий случай прощайте. В конце концов, вежливость — это всё, что отличает нас от зверей.
Салладорец отвесил шутовской поклон, кивнул Старшей и, по своему обыкновению, растворился в воздухе. В лицо некроманту словно хлестнул жёсткий порыв горячего ветра пустыни, несущего тучи взметённого песка, колючего и режущего. Эвенгар исчез словно бы без малейшего усилия, но на сей раз Фесс знал, что это не так. Аркин не зря называли Святым городом. Его обороняли не только бреннерские воины, не только полки рядовых .братьев или дружины ополченцев.
Что-то неправильное, нарочитое чудилось Фессу в этих Эвенгаровых речах. Если ты задумал «трансформу», если ты верный слуга Сущности — то к чему всё это?
Но… «пьеска»? «Представление для единственного зрителя»? Некромант быстро взглянул на инквизитора. Тот не отрываясь глядел на Старшую, за спиной которой один за другим появлялись остальные птенцы.
— Сейчас скажет что-нибудь донельзя выспреннее… — неожиданно проворчал Этлау, словно речь шла вовсе и не об их жизнях.
«Рыся, — подумал Фесс. — Дочка. Как хорошо, что ты дале…»
«Папа, я иду!»
Остолбенев, некромант невольно вскинул взгляд.
С посеревшего небосклона прямо на них стремглав мчалась яркая, слепящая искра, словно сорвавшаяся с весеннего листа капля чистейшей росы, в которой на краткий миг её полёта вспыхнул близнец могучего дневного светила.
Старшая вскинула руку — и одновременно сверху низринулся поток драконьего пламени.
Вспышка, грохот, некроманта швырнуло оземь и протащило, безжалостно обдирая бока, добрый десяток саженей.
«Папа!» — заверещала Рыся.
Жемчужная драконица заложила невероятный кульбит, когти заскребли по камням, высекая снопы искр.
Поток драконьего пламени разбросал противников в разные стороны. Похоже, Аэсоннэ не пыталась никого убить, скорее — разделить птенцов и инквизитора с некромантом.
Этлау ошалело мотал головой, лоб у инквизитора рассекло, из ссадины сочилась кровь. Фесс подумал, что, наверное, выглядит сейчас не лучше — чувство было такое, что у него не осталось ни одного целого ребра.
Рысь воинственно выгнула шею, оскалила внушающие ужас зубы. Птенцы невольно попятились, все, за исключением Старшей.
И тут из-за их спин из серого полумрака внезапно свистнула стрела, стена мглы лопнула, извергнув десятки невысоких коренастых фигурок.
Поури шли за своей возлюбленной Ишхар, не боясь ни пламени, ни смерти.
Следом за ними топали зомби, подъятые Фессом, — эти стремились к своему повелителю.
— Салладорец! Уйдёт! — заорал инквизитор в самое ухо Фессу.
— Рысь, осторожнее! — не обращая внимания, крикнул некромант: жемчужная драконица едва увернулась от пронёсшейся рядом молнии.
