— А ты помнишь, — вдруг грустно спросила мать, — когда тебе было семь лет, я водила вас на елку в Кремлевский Дворец?
Еще бы ей не помнить!
Мама нарядила девочек, как кукол — в кружевные платьица, лакированные туфельки с золочеными застежками и розовые чулочки. Но главным украшением были яркие цветные банты в волосах, которые были тщательно завязаны дома, а потом с величайшими предосторожностями извлечены в фойе Дворца из-под меховых капюшонов цигейковых шубок.
Перед представлением мама повела девочек в роскошный буфет, где позволила им есть и пить что только душа пожелает и причем в любом количестве. Вдобавок они получили по пластмассовому сундучку в форме Грановитой палаты, которые были доверху набиты лучшими конфетами, шоколадом и мармеладом.
Когда они уселись в зале в глубокие плюшевые кресла, то немедленно принялись вытрясать из сундучков содержимое и рассматривать конфетные обертки. В проходах между кресел ходили ряженые: медведи, зайцы, волки. Потом откуда-то с потолка спустился в зал Дед Мороз и стал искать Снегурочку, которая содержалась в устроенной на сцене избушке Бабы Яги. Злая старуха хотела воспрепятствовать наступлению Нового года, но самоотверженный Иван-царевич, конечно, расстроил все ее козни.
Словом, это был прекрасный детский праздник. Катя и Маша, щипля друг дружку и тыча пальцами на сцену, то пугались, то хохотали до колик, а мама даже не делала своих обычных замечаний.
Вообще-то Маша помнила много таких новогодних праздников и утренников, но тот запомнился ей особо по двум причинам.
Во-первых, потому что мама с самого начала была чрезвычайно напряжена и озабочена тем, что папа, который должен был присоединиться к ним в зале, никак не появлялся, и мама, вместо того чтобы смотреть на представление, все время оглядывалась назад — не идет ли он. Но папа так и не пришел.
Во-вторых, в самом конце праздника Кате вдруг сделалось плохо. Видимо, она переусердствовала в буфете с запеченными грибами, которые подавались в прелестных никелированных сотейничках. Она внезапно побледнела, и ее мгновенно вывернуло прямо на кружевное платьице. Это так испугало ее, что она принялась громко плакать, а маленькая Маша, естественно, к ней тут же присоединилась, и маме пришлось выводить девочек из зала, так и не дождавшись конца представления.
Дома Кате сделали промывание желудка, измерили температуру, положили на лоб компресс и уложили на диван в гостиной. Маша устроилась рядом, и им было разрешено смотреть телевизор ночь напролет. Сестры смотрели телевизор и обменивались фантиками, пока обеих не сморил сон.
Они проснулись оттого, что в квартире был вдруг включен весь свет и ходили какие-то люди в белых халатах — врачи. Первой их мыслью было, что приехали из-за Кати. Однако «скорая помощь» приехала, чтобы спасать их маму.
— Да-да, — спокойно подтвердила мать, снова собирая волосы в аккуратный пучок, — я заперлась в спальне и съела две упаковки люминала.
Даже теперь, спустя столько лет, услышав об этом, Маша побледнела. Одно дело — смутное воспоминание из глубокого детства, неопределенные догадки, и совсем другое — услышать это из собственных уст матери.
— Ваш папа не пришел на праздник, потому что провел день с другой женщиной. Он встречался с ней уже целых семь месяцев.
— Но почему же ты решила сделать это именно в тот день? — спросила Маша.
— Потому что накануне он заговорил со мной о разводе.
— И что же?
— Я не поверила, что он на это способен. Я сказала, что если он не придет на праздник, то тогда поверю, что действительно оставит меня и вас… Вот он и не пришел.
— Боже мой, мама, — воскликнула Маша в ужасе, — а что, если это была обычная ссора?
— Нет, — твердо сказала она. — Я знала, что он на это способен, и не могла представить себе, что останусь одна с двумя маленькими детьми… Но главное, мне показалось, что будет лучше, если я освобожу его от себя. Может быть, он был бы счастлив и вы были бы счастливы…
— Что ты говоришь! Неужели мы с Катей были бы счастливы, если бы жили с отцом и той ведьмой?
— И совсем она была не ведьма, — спокойно возразила мама. — Обыкновенная женщина, даже медсестра.
У Маши даже дыхание перехватило: после всего, что произошло, мать еще защищает отца и ту ведьму, которая могла стать их мачехой!
Бедняжка! Кажется, с тех пор она сделалась немного не в своем уме.
— Когда я пришла в себя после всех усилий врачей, — продолжала рассказывать мать, — то увидела вашего отца. Он сидел рядом на кровати.
— Он просил у тебя прощения?
— Наоборот. Он ругался и говорил, что я сама во всем виновата. Что довела его до того, что ему захотелось от меня сбежать.
— А ты?
— Что я? Я, конечно, согласилась. Ведь он был совершенно прав.
— Он был прав?! — вскричала Маша вне себя от возмущения. — Да он просто отъявленный эгоист, подлец!
— Не смей так говорить об отце! — дрожащими губами прошептала мать.
Маша подошла к окну. Потом вернулась и снова села на софу около матери.
— Мама, прошло столько лет, — сказала она. — Мы с Катей уже давно стали взрослыми. Тебе не о чем беспокоиться… Если отец уйдет, тебе будет только легче.
Но мать успела переключиться на что-то другое. Она рассеянно смотрела на дочь, а потом вдруг спросила:
— У тебя что-то было с этим мальчиком, да?
— С каким мальчиком?
— С тем, который погиб на Кавказе.
В том, что разговор ни с того ни с сего переключился на Рому Иванова, содержался какой-то черный юмор. Вселенская глупость, управлявшая человеческой жизнью, вторгалась даже в загробные пространства.
— Нет, мама, у меня ничего с ним не было. Мы просто дружили…
Маша поймала себя на том, что в ее словах было что-то уничижительное. Как будто она ставила дружбу ниже постели. Как будто в том, чтобы заниматься любовью с друзьями было что-то безнравственное. Друзей в постель пускать не принято, а врагов — да?..
— Вообще-то Рома был голубым. У него даже был любовник — солист хореографического коллектива.
Мать умолкла, словно переваривая услышанное, а Маша принялась перебирать слаксы. Нужно было выбрать пару под длинный свитер из черного мохера, который она решила надеть на предстоящий ужин с начальством. Наконец она выбрала — желто-пятнистые, под леопарда.
— А с кем ты теперь? — в лоб спросила ее мать.
— Он военный, мама. Полковник. И воюет на Кавказе.
— Боже мой, я так и знала, — прошептала мать.
Хотя, кажется, откуда ей было это знать? И почему она произнесла это с таким безнадежным отчаянием?.. Однако все объяснилось просто. Мать обратила на него внимание, когда смотрела по телевизору чеченские репортажи дочери.
— Но он-то, по крайней мере, не голубой? — спросила мать.
— Нет, мама, — с нервным смехом ответила Маша. — Он просто мой любовник… И друг, — добавила она после небольшой паузы.
Матери снова потребовалось некоторое время, чтобы переварить эту информацию, а Маша успела
