Я охотно дал клятву, какую у меня требовал Уинстон, и из чистого любопытства спросил:
— А эти два господина не верят в призраков?
— Трубоди, наверное, будет польщен, что станет членом семьи, в которой водятся призраки. Он ведь знает, что призрак — это знак аристократизма. Вряд ли он отыщет привидение на своей фабрике в Бирмингеме. Что касается журналиста… Ага! вспомнил, его зовут Факс… нет, кажется Фикс, или Фокс, а может Фукс… Неважно! Пусть будет Смит! Так вот этот Смит привел множество здравых соображений, оспаривающих существование призраков. Но тетя Памела его устыдила. Она рьяная болельщица Артура. И едва ли не ждет, что он ей позвонит по телефону.
— А в комнате леди Памелы есть телефон?
— Да, один из аппаратов… В ее годы это ведь развлечение. Она непрестанно названивает своим приятельницам, которые живут в Шотландии, в Англии, вообще по всему свету, — ей присылают огромные счета, к счастью, ей есть чем их оплатить. Другой аппарат находится в кабинете у отца на третьем этаже. Папа установил телефон как раз незадолго перед тем, как разорился, так что он смог весьма дорогостоящим способом час за часом следить за собственным разорением… Но что смыслишь в разорении ты, одетый нынче вечером в костюм индийского принца? Поговорим о чем-нибудь другом. Эта тема слишком грустная.
Леди Памела и в самом деле была удивительной особой.
Уинстон покинул меня раньше обычного, а я, как всегда, стал совершать свою послеобеденную прогулку по первому этажу. На улице похолодало. Снова поднялся ветер, зарядил дождь. Я был рад, что надел на себя индийский хитон, более теплый, чем римская туника, а чалма защищала меня от сквозняков.
Возвращаясь на кухню через столовую, я заметил полоску света под дверью леди Памелы, которая, как видно, читала, чтобы заснуть.
Вдруг, поскользнувшись, не знаю уж на чем — наверное, на каких-то объедках мерзкого обеда в честь помолвки, — я толкнул стул с высокой спинкой. От удара он пошатнулся и с грохотом упал на пол.
Пронзительный голос леди Памелы пригвоздил меня к месту.
— Это вы, Артур? Не отпирайтесь, это бесполезно — я знаю, что это вы! Зайдите ко мне немедленно! Мне надо с вами поговорить…
Дело принимало скверный оборот. Я попытался отбить у леди Памелы охоту разговаривать с призраком, при этом подкрепляя ее упорную веру в него:
— Уу-уу-уу!
Но из боязни поднять на ноги всех в доме, я завывал слишком тихо. Поэтому я немного прибавил звук:
— Уу-уу-уу-уу-уу!..
— Оставьте ваши глупые шутки! Сейчас не время откусывать яблоки и изображать сову. Придете вы наконец или нет? Я начинаю сердиться!
Леди Памела говорила таким громким голосом, что могла кого-нибудь разбудить. Поставив свечу на стол, я подошел к ее двери и прошептал:
— Да, дорогая тетя Памела, это я, Артур. Успокойтесь. Вам пора спать. Угомон уже всех уложил в постель.
— Мне спать не пора! Войдите и садитесь.
— Я напугаю вас, тетя Памела.
— Я боюсь только проделок, которые мне уже не по возрасту. А серьезных разговоров я не боялась никогда.
В ее словах была неумолимая логика. Я пошел на некоторые уступки.
— Давайте договоримся: я приоткрою дверь и мы тихонечко побеседуем, сохраняя хладнокровие…
— В чем же дело? Чего вы ждете?
Приоткрыв дверь, я заглянул в нее одним глазком. Леди Памела в обшитом кружевами чепце и в ночной кофте полулежала в кровати с книгой на коленях и нетронутым яблоком у изголовья. Но из кокетства она вставила свою искусственную челюсть. И, отложив в сторону очки, разглядывала меня в лорнет.
— Вы ведь не допустите этого, Артур?
Что она имела в виду? На всякий случай я поспешил ее успокоить, заверив, хотя и в весьма неопределенных выражениях, что не допущу.
— А каким образом вы возьметесь за дело? Ну-ка?
Мой ответ был еще менее вразумительным.
— Похоже, вы не решаетесь действовать, Артур. Но входите же! Неудобно разговаривать таким образом — это меня раздражает…
— А вы не боитесь? Вы уверены?
— С какой стати я буду бояться мальчика из нашей семьи? Оттого, что вы умерли? Я тоже скоро умру и не стану бояться себя из-за такой ерунды.
Леди Памела была неумолима. Пришлось войти. Тщательно закрыв за собой дверь, я устроился на табурете рядом с ее кроватью, держась почтительно и внимательно, но мечтая поскорее выбраться из этого осиного гнезда.
— Что это за карнавальный наряд, Артур? Надеюсь, вы не показываетесь в таком туземном виде кому попало?
Леди Памела мерила меня строгим взглядом. Ее благородное морщинистое лицо, повидавшее стольких мужей и столько всякой всячины, хранило следы замечательной красоты, а за стеклами черепахового лорнета поблескивали живые глаза.
— Я… я всегда любил переодеваться, тетя Памела. А здесь у меня так мало развлечений… Но само собой, при встрече с посторонними я надеваю костюм, соответствующий моей эпохе… или близкой к ней.
— Вы меня успокоили! Вы должны блюсти родовую честь, Артур. Но успокойте же меня окончательно — когда вы прогоните отсюда этого недостойного Трубоди?
Только тут я понял, насколько серьезно обеспокоена леди Памела, понял тем более, что вполне разделял ее беспокойство.
— Не можете же вы потерпеть, Артур, чтобы моя маленькая Алиса, очаровательное, нежное дитя, которая всегда щебетала, как птичка, попала в липкие лапы этого толстого лысого лавочника? К тому же это мезальянс [34]! Немыслимый неравный брак! Но Сесил и слышать ни о чем не хочет. Вот мне и приходится обращаться к вам…
— Понятно, тетя Памела.
— Вот это слова от глубины сердца! Теперь я узнаю вас, Артур. По-моему, дорогой мой мальчик, если вы лично скажете этому жалкому типу, что он совершенно не подходит в мужья Алисе, этого будет вполне достаточно. После такого откровенного объяснения, не думаю, чтобы у него хватило наглости настаивать… Как по-вашему?
— М-м… да… в самом деле… маловероятно…
— Совершенно невероятно! Жители Бирмингема страшно боятся призраков — их ведь там у них нет…
Чтобы окончательно убедить меня в том, как своевременно будет мое вмешательство, леди Памела начала подробно перечислять выдающиеся достоинства Алисы и не менее выдающиеся недостатки жениха, который к тому же до сих пор, и это известно всем, не расстался со своей старой наложницей.
Я не понял, какие налоги недоплатил Трубоди, если он никак не может расстаться с наложницей, но все равно решил, что он поступает некрасиво. Мое негодование очень понравилось леди Памеле.
— Значит, мы договорились, Артур? Вы подниметесь наверх и скажете пару теплых слов этому Бейбилесу Трубоди, а потом вернетесь и сообщите мне, как было дело. Вообще я была бы рада почаще беседовать с вами. Мне так одиноко в Малвеноре. Сесил проводит со мной время по необходимости, потому что зарится на мое наследство. Уинстон ластится ко мне, чтобы выудить у меня шоколадку. Только Алиса и Агата слушают меня с искренней нежностью. Конечно, я повторяю всегда одни и те же истории. Но вы-то их не знаете, Артур. За те годы, что мне остались, вы услышите от меня кое-что для вас новенькое…
— Спасибо, тетя Памела, обязательно. Но если я буду к вам приходить, вы не должны этим хвастаться. Это будет наш с вами секрет.
— Даю вам слово, Артур. А пока что окажите мне еще одну любезность и объявите Сесилу, что вы думаете об этом постыдном браке. Лишняя предосторожность не помешает.
— Тетя Памела! Это в самом деле лишнее!
— Допустим, видеться с ним вам неприятно. Но не зря же тут стоит телефон. Иногда одной удачной фразы довольно, чтобы добиться цели.
— Но вы же дали мне слово…
— Насчет телефона у нас речи не было… Но не заговаривайте мне зубы.
С этими словами леди Памела сняла трубку стоявшего рядом телефона и нажала на рычаг. У меня дух захватило. Что мне было делать?
— Алло, Сесил? Я не помешала? А-а! Вы подсчитываете расходы! Ничего, это подождет. У меня здесь случайно находится Артур, который сгорает от нетерпения перемолвиться с нами парой слов насчет наших семейных дел… Да, именно Артур, первая буква «А», как «Алиса». Передаю ему трубку…
