Леди Памела протянула мне трубку, из которой неслись яростные возгласы. У меня язык прилип к гортани.
— «Этот Трубоди — грубый и неотесанный парвеню» [35], — продиктовала мне леди Памела. — Ну же, Артур, не тяните!
Я механически повторил ее слова, — лорд Сесил онемел.
— «Он женится на нашей маленькой Алисе, когда рак свистнет!» Ну давайте же, давайте!
Я слабым голосом опять повторил ее слова.
— Раз уж вы с ним говорите, Артур, скажите еще то, что я давно мечтаю ему высказать: «Вы не отец, а чудовище, и в груди у вас не сердце, а пустой бурдюк!» Ну смелее, смелее.
Почти беззвучным голосом я повторил то, что мне было приказано. Несчастный лорд Сесил, поглощенный своими мыслями, никак не реагировал на мои слова.
— Прекрасно, отлично сработано, Артур! Вы славный малыш!
Я проворно вскочил.
— До-дорогая леди Памела, я… я думаю, мне пора уходить. Я должен…
— Вы правы. Долг призывает вас к Трубоди. До скорой встречи, Артур!
В ту минуту, когда я выходил из комнаты леди Памелы, маркиз Малвенор, человек решительный и не откладывающий дела в долгий ящик, уже несся мне навстречу, возвещая о своем появлении зловещим отблеском керосиновой лампы. Очевидно, он как разъяренный зверь промчался по лестнице, торопясь растерзать телефонного призрака. Я едва успел подхватить свечу и спастись бегством в мою башню.
Рыцарский поступок, каких уже не совершают в наше время
Диковинная беседа с леди Памелой произвела на меня такое впечатление, что весь остаток ночи я провел, лежа на своей балке, навострив уши и рискуя, если, на беду, меня сморит сон, свалиться с двадцатифутовой высоты и сломать себе ноги.
Вообще-то говоря, в глубине души я был не прочь отбить у Бейбилеса Трубоди охоту жениться на Алисе, но, во-первых, я обещал Уинстону вести себя с особенной осторожностью, а во-вторых, мне не хватало храбрости повторить еще одну рискованную вылазку.
До самой зари я трусливо сокрушался о судьбе Алисы, о жестоком разочаровании, которое я причиню леди Памеле, такой симпатичной и приветливой. Как она, бедняжка, будет страдать! А ведь от нее еще скрыли, чтобы не доконать ее раньше срока, что довольно скоро Алису сменит Агата. Слыхано ли что-нибудь ужаснее!
У меня всегда было доброе сердце. Слишком доброе для того мира, который создали люди.
Уже занималась заря, и я начал было погружаться в населенную кошмарами дремоту, когда мой слух уловил отчаянные рыдания, доносившиеся из чащи леса, по которому я прогуливался во сне.
Лес этот был очень странный, он состоял из высоких колонн, их готические капители, похожие на те, что я видел в кордегардии, наверху сливались воедино и закрывали небо. Были тут и другие капители, не то греческие, не то индийские… Я скользил не по земле, а по гладким плитам. Ни травинки, ни мха, ни папоротника, ни единого гриба, насекомого или птицы! «Куда же подевались деревья?» — удивлялся я. А рыдания мне отвечали: «Вместо деревьев люди посадили колонны, они поливают их своими слезами. Природа стала каменной темницей, без любви и без надежды».
Я чуть было не сорвался с балки, но тут особенно отчаянное рыдание окончательно прогнало мой сон. И в тусклом свете занимающегося утра я увидел фигуру в белом, простертую возле корзины с игрушками. Видение прижимало к груди большого плюшевого медведя. Это могла быть только Алиса.
Прежде чем покинуть родной дом, где она провела столько счастливых дней, и начать влачить постылое существование в Бирмингеме, Алиса пришла искать убежища в воспоминаниях детства. И, сравнив славную голову плюшевого мишки с лысым черепом своего жениха, не смогла удержаться от слез.
Я чувствовал, что мое собственное сердце тоже вот-вот разорвется. Какое значение имело то, что я так неосторожно пообещал Уинстону? Разве я не имел права, разве не должен был вмешаться?
Каким чистым и трогательным было залитое слезами лицо Алисы! Как грациозны ее движения! Наконец она поцеловала своего медведя в лоб, как пай-девочка, сложила в корзину игрушки и, вся в белом, удалилась. Ни дать ни взять призрак несчастья, неслышными шагами пустившийся на поиски лучика крохотной надежды… Я тут же принял решение, чего бы это ни стоило, ей помочь.
Охота читать у меня пропала. От нечего делать я спустился вниз, послушать, что говорится в кухне, пока готовят завтрак.
Негодующий голос великодушной миссис Биггот только укрепил меня в моем добром намерении.
— Жидкого чаю и сухариков без соли для мистера Трубоди, Китти. У бесстыдника несварение желудка, а ему подавай семнадцатилетнюю девочку! Какая гнусность!
— И каков наглец!
— Разбогател и попал из грязи в князи. Парвеню, как говорит леди Памела. Да еще из самых худших.
— Не принесет ему это счастья!
— Ну, а пока отнеси ему поднос с завтраком, его комната последняя справа на втором этаже возле турецких уборных…
— Подумать только — в этой комнате в 1848 году спал принц Альберт [36]!
— Вот до чего мы дожили! И эту комнату еще специально обставили заново для мистера Трубоди. У него, кстати, неполадки с мочевым пузырем, так что ему хотелось устроиться поближе к уборной.
— Чтоб ему оттуда никогда не выйти!
Полученные сведения были весьма для меня полезны — теперь я мог начать действовать в тот же вечер. Чем меньше продлится помолвка, тем лучше, и тем легче будет ее порвать.
— А проныру-журналиста ты найдешь на третьем, — добавила миссис Биггот, — в комнате с лиловыми обоями. Тоже еще фрукт! Представь, он посмел предложить мне три гинеи, чтобы я призналась ему, будто призрак нашего Артура просто «миф»! «Миф»! Это еще что за штука?
— Вот бы ему увидеть этот призрак вблизи!
— Очень может быть, что и увидит! И даже раньше, чем мы думаем! Запомни мои слова, Китти: Артур еще не сказал своего последнего слова!
Я был совершенно согласен с миссис Биггот!
Утром небо то прояснялось, то хмурилось, а к вечеру разразилась гроза, так что я совсем разнервничался. Много раз я уже был готов отказаться от своего плана.
Ужинать со мной Уинстон не пришел, и я без особого аппетита поел в одиночестве.
До двух часов ночи я колебался, жалость боролась во мне со страхом. С одной стороны, представим, например, что меня через несколько лет стали бы принуждать жениться на милейшей леди Памеле — разве не был бы я благодарен призраку, который помог мне выпутаться из беды? Но, с другой стороны, если дело обернется плохо…
Чтобы придать себе духу, я выпил бутылочку «Гиннесса» и пошел переодеваться.
Я был уверен: Трубоди опишет призрак, который к нему явится, во всех подробностях, потому что не захочет, чтобы все решили, будто ему это привиделось. Значит, важно было выбрать такой костюм, которого Уинстон на мне еще не видел. На беду, из всех одежд, которые были мне по росту, только наряд трубадура более или менее соответствовал Артуру или хотя бы образу, который ему приписывали. Предстать перед Трубоди в виде доисторического человека было совершенно невозможно, так что выбора не оставалось — пришлось облачиться в костюм пирата южных морей с саблей, пистолетом и черной повязкой на глазу.
Спускаясь вниз, я все-таки на всякий случай прихватил по дороге бильбоке, чтобы Трубоди легче было опознать Артура.
Стенные часы в кухне показывали 2 часа 45 минут, когда я, освещая себе путь спичками, без всяких угрызений отправился помериться силами с самоуверенным женихом, которому, вероятно, снились розовые сны. Я от всей души надеялся, что это мое испытание будет последним!
Без приключений добрался я до двери в комнату блаженной памяти принца Альберта. Что сказала бы королева Виктория, увидев в кровати своего любимого покойного супруга какого-то Бейбилеса Трубоди!
