ВАСИЛИЙ: Оставь Эллингтона, говорю!
(Житой разливает).
ВОВИК: Так кого убили-то?
ПЁТР (взглянув на Василия): Сосед там у них был, у Максима с Фёдором, милиционер. Его и убили.
ЖИТОЙ: Кто?
ПЁТР: Неизвестно.
ЖИТОЙ: Как? Не нашли? Его где убили?
ПЁТР (с неохотой): Да там убили, дома.
ЖИТОЙ: Во дали! А кто там ещё живёт в квартире?
ПЁТР: Да один там… Кобот.
ЖИТОЙ: Может, он и убил? Где там этого милиционера убили? Чем?
ПЁТР: Застрелили… В комнате этого самого Кобота.
ЖИТОЙ: А Кобота забрали?
ПЁТР: Нет.
ЖИТОЙ: Тут надо выпить.
(Разливает).
ВАСИЛИЙ: Да нет, так просто не рассказать. Мы с Петром этого милиционера и не знали, я так видал пару раз на кухне. Ну ясно, что это такой человек, считающий себя вправе судить другого. Такие как раз приманка для дьявола — не он убьёт, так его убьют. Просто рано или поздно нужно быть заранее готовым… Как стихийное бедствие. То есть не в том дело, что он просто подвернулся…
САМОЙЛОВ: Да, кто убил-то?
ВАСИЛИЙ: В том-то и дело, что вроде, Кобот, а вроде и нет. Просто Кобот на какое-то время полностью подчинился от страха силам зла, стал их совершенным проводником.
ЖИТОЙ: Не понял.
ВАСИЛИЙ: Ну, так было, что милиционер в чём-то подозревал Кобота — допытывал, допытывал…
ЖИТОЙ: И Кобот его, значит…
ВАСИЛИЙ: Нет. Как бы это объяснить… Ну вот знаешь, если человеку каждый день говорить, что он свинья, то он действительно станет свиньёй. Просто сам в это поверит. Есть такой догмат в ламаизме, что мир — не реальность, а совокупность представлений о мире, то есть если все люди закроют глаза и представят себе небо не голубым, а, например, красным, оно действительно станет красным.
(Самойлов иронически всех оглядывает, подняв одну бровь выше другой. Житой мается.)
МОТИН: Слушайте, а может быть хватит, а?
ВАСИЛИЙ: Сейчас. Так вот Пужатый был до того уверен, что Кобот — преступник, так его замотал, что Кобот совсем запутался и поверил.
ЖИТОЙ: И кокнул?
ВАСИЛИЙ: Да нет же! Не совсем… Просто Пужатый выдумал, создал беса, который его же и убил.
САМОЙЛОВ:
(Василий с тоской дёргает плечами. Пьёт)
ВОВИК: А это тоже Эллингтон?
(Пётр кивает).
ВАСИЛИЙ: Кобот не убивал! Он, может, вообще спал в это время; но каждая злая мысль — это бес, который…
ПЁТР (перебивает): Не в том дело, Василий. Я сначала совсем не поверил, что Пужатого убили, тем более, что Кобот убил, написал стишок…
ВАСИЛИЙ: Ну?
ПЁТР: А Максим мне сказал — я точно запомнил — «И ты доиграться хочешь?»
ЖИТОЙ: А пока выпьем!
(разливает).
ПЁТР: Понимаешь, что он этим хотел сказать? Что такой человек, как Кобот, именно простой, без всякого отличия человек, мещанин — к такому-то как раз лучше не подступать, с таким шутки плохи, у такого неведомые ресурсы. Именно такие, незаметные и определяют твою судьбу — не ты ли, Мотин, жаловался?
МОТИН: Слушай, хватит…
ПЁТР: Максим так и сказал — мол, оставь его, доиграешься.
САМОЙЛОВ: Я не понимаю, что это ты так ссылаешься на этого Максима, будто на учителя?
МОТИН: Как дети малые — что Пётр, что Василий! Носятся, как с писаной торбой, с этими алкашами, носятся…
ПЁТР: Но они действительно нам что-то… Кое-чему научили…
САМОЙЛОВ: Чему?
ПЁТР: Так конкретно трудно сказать. Ну, ты читал о дзене?
МОТИН: Знаю, я ж тебе «Введение в дзен-буддизм» давал!
ПЁТР: А ты находишь, что Максим и Фёдор часто себя ведут как бы…
МОТИН: По дзену?
(Все, даже не слыхавшие о дзен-буддизме, смеются. Василий улыбается).
ПЁТР: А что?
ЖИТОЙ: А то, что нам пора выпить!
(Разливает).
МОТИН (Самойлову): Сделай погромче. Или это тоже Эллингтон?
ПЁТР: Да. Нет, не делай громче, погоди. Я такой случай расскажу. У дома, где Максим с Фёдором живут, лежит пень, такой круглый, и Фёдор, проходя мимо, каждый раз говорил: — Во! Калабаха! Я однажды ему — Что ты всякий раз это говоришь? Я давно знаю, что это калабаха. И тогда Максим — он с нами шёл, показывает мне кулак и говорит: — А это видел?
(Все смеются).
МОТИН: Всё?
ПЁТР: Да, всё.
(Всеобщий смех).
МОТИН (разводит руками с уважительной гримасой): Да, это не для слабонервных…
ПЁТР: А чего ржать?
(Смех, было утихший, усиливается).
ПЁТР: Эх!..
ЖИТОЙ: Ну, я так скажу, год не пей, а тут сам Бог велел!
(разливает).
ПЁТР: Так что по-вашему хотел сказать Максим этой фразой? Перестаньте ржать, дослушайте! Он хотел сказать, что хотя я много раз, к примеру, видел кулак Максима, он может явиться совсем в другом качестве, да каждый раз и является. Так и каждый предмет в мире, каждое явление, сколь бы ни было оно привычно, должно приковывать наше внимание неослабно; ведь всё может измениться, всё меняется — а мы в плену догматизма. Это внимание ко всему и выражал Фёдор, так неотвязчиво на первый взгляд обращающий внимание на калабаху. Он вновь и вновь постигал её.
(Пауза).
САМОЙЛОВ: Это, что называется, высосано из пальца.
ВОВИК: Нет, это всё, конечно, интересно, но вряд ли Максим это имел ввиду, когда показывал кулак.
ВАСИЛИЙ: Каждому своё. То есть, каждый понимает, как ему дано.
МОТИН (зло): Ой! Ой! Ой!
ПЁТР: Да, но не в этом дело. Что значит, не имел в виду? Максим и Фёдор, конечно, все делают интуитивно…
МОТИН: Прошу, хватит!
ВОВИК: Нет, дай досказать-то!
ПЁТР: …но они тоже всё-таки понимают, что делают. Вот другой случай. Я заметил, однажды, что Фёдор, отстояв очередь у ларька, пиво не берёт, а отходит.
ЖИТОЙ (поражённый): Зачем?
ПЁТР: Вот я и спросил: зачем? Тем более, что потом Фёдор снова встаёт в очередь. И тогда Фёдор мне ответил: «Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца.»
(Ухмылки).
САМОЙЛОВ: Ну, это вообще идиотизм.
ЖИТОЙ: Я что-то не врубился. Давайте выпьем!
(разливает).
ПЁТР: Ну, эту фразу — чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить до конца — я ему сам когда-то говорил. Известный принцип, восточный. В Китае, например, когда, строили даже императорский дворец, один угол оставляли недостроенным. Так и здесь. Фёдор, прямо говоря, человек не очень умный, не слишком большой — где ему исполнить этот принцип? Только так, на таком уровне. Он даёт понять, что и в мелочах необходимы высокие принципы. Это самое трудное… Конечно, здесь оно выглядит юмористически, но этим тем более очевидно. Можно сказать, что он совсем неправильно этот принцип применил — одно дело не довести творение до конца, прервать где-то вблизи совершенства, а другое дело вообще его не начать, остановиться на подготовительном этапе, — стоянии в очереди. Этим он просто иронизирует надо мной, говорит, что не за всякий принцип и не всегда следует хвататься. А ещё это было сделано затем, чтобы посмотреть, как на это будут реагировать такие ослы, как вы, которые только ржать и умеют!
САМОЙЛОВ: Ну, брось, брось, чего ты разозлился…
МОТИН: А какого хрена выколпачиваться-то весь вечер? Может, хватит?
ВОВИК: Да что вы… Ладно…
ЖИТОЙ: Ребята, бросьте! Вовик, ты допьёшь когда-нибудь?!
ВАСИЛИЙ: Вовик, тебе уже хватит, по-моему.
МОТИН: Эй, Самойлов! Плёнка кончилась давно! Ставь на другую сторону.
САМОЙЛОВ: А что там?
ПЁТР: Эллингтон.
САМОЙЛОВ: А другое что-нибудь есть?
ВАСИЛИЙ: Да оставь Эллингтона, фиг с ним! (Мотину). Ну, как у тебя с работой?
МОТИН: Пошёл ты в задницу со своей работой.
ВОВИК: Нет, а интересно это Фёдор…
ЖИТОЙ: Пётр! Ты куда стопку дел? А, дай-ка, вон она у магнитофона.
(Самойлов ставит плёнку на другую сторону и увеличивает громкость. Все вынуждены говорить повышенными голосами).
