Но думал он о Кэролайн много и часто. А если честно, то почти постоянно. Какие-то мелочи приносили с собой волны воспоминаний. Он смотрел на город с балкона, видел в парке роскошную ель и вспоминал поездку в Вермонт: тогда шел снег, и они отправились на лыжную прогулку, а на многие мили вокруг них стояли красивейшие ели. Сидя на своем насесте над Манхэттеном, Джек ощущал непередаваемую смесь запахов — мятный аромат еловой хвои, свежеспиленной древесины и бодрящего вермонтского воздуха. Он видел Кэролайн в ослепительно яркой оранжевой парке, скользящую по грязно-белым лесным тропинкам.
Он смотрел телевизор, видел в какой-нибудь тупой комедии беременную женщину и вспоминал, как плакала Кэролайн, когда сказала ему, что беременна, и он бросился к ней, чтобы обнять, а она замахала руками — так трогательно, по-женски. Она сама изумлялась своим слезам, вызванным радостью, страхом и разбушевавшимися гормонами. А потом он вспоминал все обещания, которые они давали друг другу, — любить, чтить, заботиться. Вспоминал, что они были друзьями, а не только любовниками. Он думал: «Я сдержал все клятвы, которые давал ей. Кроме одной, самой главной: сберечь ее и сделать счастливой до конца ее дней».
Много раз Джек проигрывал в уме сцену кошмара в Шарлотсвилле. А если бы он тогда не ворвался в кабинет? А если бы поступил иначе? А если бы ему удалось оправиться после мощного удара по голове и заговорить с убийцей? А если бы Кэролайн не уговорила его не устанавливать в кабинете монитор, может быть, сейчас у них уже было изображение убийцы? А если бы…
Последнее «а если бы» обычно резко прерывало раздумья Джека. Именно это «если бы» преследовало его со дня гибели матери.
А если бы погиб он, а не она?
А если бы…
— Буги спляшем, Джек?
Джек обернулся. Его скорбным размышлениям пришел конец. На пороге гостиной стоял Кид и смотрел на него.
— Как ты вошел?
— У меня есть ключ, — ответил Кид. — С того дня, как я прибирался в кабинете. Я приехал сюда на машине, поставил ее в гараж и поднялся.
— У тебя есть машина?
— Одолжил у друга, — объяснил Кид. — Я сегодня весь день в бегах, так дешевле получится, чем на такси. — Он сунул руку в карман, вытащил маленький плоский ключ от кабины лифта. — Куда его положить?
— Это ключ Мэтти, — сказал Джек. — Положи его вон там, на маленький столик, чтобы я не забыл отдать ей.
Кид кивнул и положил ключ на столик в холле.
— Вы сегодня такой серьезный.
— У меня сегодня серьезное настроение.
— Вам вредно много думать, Джек.
— Все зависит от того, о чем думаешь, разве нет?
— Ну ладно. Простите. Наверное, вы тут сидели и предавались счастливым мыслям.
— Я тебе плачу как тренеру, а не как психиатру.
— Иногда одно не противоречит другому.
— Но не на этот раз, — сказал Джек.
— О'кей. — Кид пожал плечами и словно бы стряхнул с себя все скорбные мысли Джека. — Тогда приступим к тренировке.
На протяжении следующего месяца Джек узнал о том, что боль неизбежно связана с улучшением его состояния. Он начал получать удовольствие от боли — странное, необъяснимое удовольствие. Как ни мучительна она была, он чувствовал: боль медленно, дюйм за дюймом возвращает его к жизни.
Кид приходил к нему пять раз в неделю в семь утра, и они проводили вместе час, а то и два. Кид нагружал Джека так тяжело, как только можно было допустить. А потом он велел Джеку еще час заниматься самостоятельно ближе к вечеру. Каждый день — новая программа. Еще один блок упражнений. Новые нагрузки. Новая боль. Если у Кида было свободное время, он иногда заглядывал и во второй половине дня и наблюдал за тем, как упражняется Джек. Довольно часто он заявлялся и в выходные и уговаривал Джека немного дополнительно потренироваться.
Во время тренировок они разговаривали. Мало-помалу Кид раскрыл тайники и начал откровенничать с Джеком о своем прошлом. Он стал посвящать Джека и в свое настоящее. Джек слушал Кида и понимал, насколько ему не хватает постоянного контакта с людьми, к которому он привык как ресторатор, как ему важно каждый день с кем-то разговаривать. Начали потихоньку восстанавливаться отношения, прерванные несколько лет назад. Кид стал вести себя с Джеком как с отцом, которого он потерял, будучи совсем мальчишкой. А Джек стал относиться к Киду примерно как тогда, когда тот был подростком, — как к собственному сыну.
Лед был разбит на десятый день во время тренировки.
— Ну, давай, — подзадоривал Джека Кид, успевший перейти с ним на «ты». — Работай, работай!
Джек мучился с гантелями весом в два фунта, а ему казалось, что он поднимает все двести.
— Больно? — осведомился Кид.
— Господи, конечно!
— Хорошо. И должно быть больно. Дело не в твоих травмах. Дело в удивлении. Еще раз!
— Одиннадцать… — выдохнул Джек. С дрожащими руками, сосредоточившись и закрыв глаза, он постепенно заставил свое тело еще раз повторить упражнение. — Двенадцать…
И тут из него вышел весь воздух. Руки упали вдоль тела, гантели покатились по полу, и Киду пришлось их ловить. Джек минуту посидел, тяжело дыша, потом Кид вручил ему бутылку воды, и Джек благодарно поднес ее к губам и долго пил.
— Бояться, что не получится, нельзя, — сказал Кид. — В этом парадокс тренировок. Нужно обнять свою неудачу. Нужно работать до тех пор, пока не доберешься до неудачи. Если не будешь терпеть поражения, сильным не станешь.
Джек изможденно кивнул. Он это понимал. Ему это не нравилось, но он это уже чертовски хорошо понимал.
Сотовый телефон, висевший на груди у Кида на тонком шнурке, издал звонок, похожий на птичью трель.
— Прошу прощения, — извинился Кид и стал негромко разговаривать по телефону, так что Джек мог слышать лишь реплики Кида. — Алло… Да, именно поэтому я оставил сообщение… Мне очень, очень жаль… Я знаю, но у меня семинар по менеджменту в четыре, а потом меня ждет Ким в «Седле»… Да-да, в пятницу, я обещаю… Обещаю… Ты самая лучшая. Пока.
Он закончил связь и повернулся к Джеку.
— Хорошо. Теперь последняя серия упражнений.
— Семинар по менеджменту? — переспросил Джек.
Кид почти смущенно кивнул.
— Получаю второе высшее.
— Шутишь?
— Честное слово.
— Почему ты мне не говорил? А там знают, что ты оставил половину своих мозгов на футбольном поле?
Кид пожал плечами.
— Я хожу в Нью-Йоркский университет и получаю минимальную стипендию для медлительных полузащитников, не способных попасть мячом в стену амбара. Вот поэтому я тебе ничего не говорил.
— Что ты собираешься потом делать со своим дипломом?
— У меня есть одна идея… — Он поспешил заверить Джека: — Я тебе обязательно все расскажу, но когда буду готов. Когда все хорошо спланирую.
— И есть что планировать?
— Думаю, да, — кивнул Кид. — Правда, я так думаю. Ну все, хватит прохлаждаться.
Джек еще двенадцать раз выжал гантели. На этот раз он не остановился после восьми попыток, ему не потребовался перерыв, он только скрипел зубами и продолжал.
— Ты мой кумир, Джек. Это выглядело очень впечатляюще.
Джек ответил на комплимент быстрым кивком. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог заговорить.
— А как ты платишь за учебу?
— Почасовая оплата. — Кид постучал кончиком пальца по сотовому телефону. — Я снова занялся персональным тренерством, и именно поэтому мне так неприятно отказывать клиенту. Но она живет в Парк-Слоуп, это у черта на рогах, и речь идет о дне рождения Затейницы, а ее разочаровывать нельзя, это уж ты мне поверь.
— Затейница? Это еще что за личность?
Кид хохотнул и обыденным тоном ответил:
— Она — член Команды.
— Ладно. Давай по порядку. Что такое Команда, черт возьми?
— Прости. Это такая шутка. Это женщины, с которыми я знаюсь.
— Во множественном числе?
Кид кивнул:
— Получается, что так.
— В одно и то же время?
— Один на один — это у меня как-то плоховато получается. По крайней мере… ну… — Он покачал головой. О чем-то он явно не желал говорить. — Да. В общем, в одно и то же время.
